– А меня Джил, – просто отозвалась девушка, пригибаясь, когда они проезжали под раскидистыми ветвями огромного дуба. Гей снова скрылся от них за рыже-серебристыми деревьям, тонувшими в опаловой дымке. Скрип колес смешался с шелестом опавших листьев под ногами.– На древнем языке Вос «джил» означает лед, – рассеянно пробормотал он. – «Джил-Шалос» – ледяное острие, сосулька. Когда-то у меня был охотничий орел с таким именем.Джил взглянула на него с любопытством.– Тогда твое собственное имя будет – ледяной и еще что-то.Он покачал головой.– На языке моего народа мое имя – «Нуагчилиос», Небесный Странник. Почему ты пошла с нами?– Потому что ты мне велел, – ответила Джил.Ледяной Сокол вскинул бесцветные брови. Но он больше ничего не спрашивал, а если бы и спросил, она не смогла бы ответить. Она знала лишь, что ее тянуло к этим спокойным и уверенным воинам; когда ее попросили присоединиться к ним, она не могла остаться в стороне.Они выехали из леса и теперь медленно спускались по холмам, пробираясь через желтые травы степи, будто плыли по озеру из мягкого расплавленного золота; маленькое далекое солнце висело в бесцветном утреннем небе. Они миновали новых беженцев, разрозненные группы мужчин и женщин, несущих на спине последнее свое имущество, испуганные стайки детей, старшие из которых вели младших за руки. Обочины дороги были усеяны следами бегства – книги, белье, а в одном месте – серебряная птичья клетка, изящная, как тонкое, ручной работы кружево, на ее открытой дверце сидел розовый зяблик, испуганно чирикая на ветру. Ледяной Сокол указал на Холм Треда, круглый мыс в центре золотой равнины, поросший лишайниками, но взгляд Джил устремился дальше – на стены Гея. Она видела пики башен, возвышающиеся над разрушенными шпилями, арками, выступами и зубцами, прекрасными, как гобелен ручной работы с вытканными шпалерами на голых ветвях, а над всем этим – поломанные изгибающиеся ребра опор, все, что осталось от Дворца.И так же твердо, как свое имя, Джил знала, что где-то в городе был двор, ступени которого охраняли малахитовые статуи, где разбитые бронзовые двери лежали на булыжнике. Еще был подвал с пурпурно-красной лестницей и странной плитой на гладком базальте пола и затененный сводчатый проход, ведущий на пустую разрушенную улицу. Холодный ветер обжигал ее потрескавшиеся руки, сжимавшие грязную кожу поводьев; медленная тряская езда лошади под ней и скрип тележных колес вновь возвратили ее в нереальность фантастического мира снов; до ее слуха донесся слабый скрипучий голос, разносившийся вдоль линии движения, как дыхание тумана на ветру.Гей издавал зловоние смерти. Джил не была готова к этому, и у нее перехватило дыхание. Ее потусторонняя жизнь включала в себя лишь автобусные остановки, рок-концерты и уик-энды в пустыне, в какой-то мере подготовившие ее к зловонию Карста, смрад же, повисший, как облако, над разрушенным городом, был миазмами гниения, смертельного гниения, которое ее мир имел обыкновение прятать или сжигать.Залитые солнечным светом улицы были пустынны, эхо копыт, ботинок и скрипящих колес повозок гулко отдавалось, отскакивая от голых стен. Дома несли на себе следы огня: осевшие верхние этажи, обугленные бревна, выступающие, как сломанные ребра обглоданных скелетов, забаррикадированные двери и окна с предательскими пятнами сажи и копоти, достигшими половину пути вверх по стенам над ними. Джил видела, что кое-где стены проломлены внутрь; в других местах небольшие оползни камней обрушились вниз на улицу вперемешку с ободранными, объеденными крысами костями. Во впадинах шуршали полчища крыс, освобожденных от старой войны с человеком и пожирающих теперь свои победные трофеи. С верха разрушенных стен дикие тощие коты смотрели на них безумными глазами. Джил, натягивая поводья ее толстой чалой лошади, старалась изо всех сил преодолеть подкатывающую тошноту.– Три дня назад это еще продолжалось, – произнес рядом с ней мягкий голос, и она чуть не подпрыгнула. – А теперь все прошло.Ингольд на своей повозке пристроился рядом с ней, щурясь от резких перепадов солнечного света.Что-то неприятное прошелестело и мелькнуло за стеной сада. Джил дрожала, ей было дурно.– Вы имеете в виду город?– В известном смысле.Ветка хрустнула под колесами. Ледяной Сокол, смотревший вдаль, резко повернулся на звук. Джил видела, что они все чувствовали одинаково болезненно, все ощущали гнилость этих жужжащих, кишащих насекомыми улиц.«Что же должно было все это означать для них, – думала она, – это безумное возвращение назад, сюда, после того, каким они знали это место, выросли в нем, каким оно, наконец, было?»Ее взгляд медленно скользнул вниз по изломанным линиям изящной колоннады, окаймлявшей улицу, различая сложные мотивы геометрических фигур и растительного орнамента, игры и гармонии в их многочисленных переплетающихся фризах. Она снова вспомнила мебель в спальне Тира, музейные детали инкрустации из слоновой кости и эбонита. Все богатство и великолепие этой цивилизации, все эти роскошные вещи, которыми она обладала, могут когда-нибудь найти здесь. Она чуть повернула лошадь, чтобы объехать черный разрушенный проем двери, в котором распростерлось тело женщины, одна обглоданная рука бессильно тянулась к солнцу, бриллианты сверкали на запястье среди ползающих мух.Даже для тех, кто выжил, не было дороги обратно. Она подумала, понимают ли это люди в Карсте.Ингольд понимал. Она увидела это в суровой складке у его рта, болезненной морщинке, появившейся между бровей. И Янус понимал. Начальник стражи выглядел бледным и больным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90