Альда слушала серьезно, обхватив руками подтянутые колени. Наконец она сказала:– Не думаю, что смогла бы принять это. Не потому, что я королева, но все это звучит слишком безлико. И я в действительности больше уже не королева.Она оперлась спиной на резной столбик кровати, ее голова оказалась рядом с его коленом. Хрупкое лицо ее на фоне отблеска углей выглядело очень юным, но в тоже время измученным, несчастным и усталым.– О, они уважали меня, они кланялись мне. Это все во имя меня. И Тира. Но все это в прошлом. Ничего не осталось. – Внезапно ее голос стал тише и напряженней, и Руди увидел вдруг слезы в ее фиалковых глазах. – И все это произошло так неожиданно... Дело не в почете, Руди, не в том, чтобы иметь слуг, которые ухаживают за мной. Дело в людях. Я не забочусь о том, чтобы собрать вещи, когда всю жизнь слуги делали это для меня. Но те слуги, домочадцы двора, они были вокруг меня годы. Некоторые происходили из нашего дома, когда я еще была девочкой, они были со мной с моего рождения. Люди вроде стражников, стоявших за дверью моей спальни, я не знала их толком, но они были частью моей жизни, частью, о которой я никогда по-настоящему не думала. И все они теперь мертвы. Это страшно.Ее голос дрогнул, но Альда взяла себя в руки.– Ты знаешь, там был один старый раб-дуик, который ухаживал за цветами в Зале Дворца. Может быть, он делал это всю свою жизнь, а ему должно было быть около двадцати лет, это очень много для них. Он знал меня, он хрюкал и по-своему улыбался мне, когда я проходила мимо. В последней битве в Тронном Зале Гея он схватил факел и бросился с ним на Дарков, размахивая им, как люди размахивали мечами. Я видела, как он погиб. У меня на глазах погибло много дорогих сердцу людей.Слеза скользнула по щеке.– Дело вовсе не в том, быть королевой или не быть королевой, – продолжала она, вытирая щеку дрожащими пальцами. – Эта вся жизнь, вообще все... Тир – единственное, что у меня осталось. А в последней битве я покинула и его. Мы закрыли его в маленькой комнате за троном, я и служанка. Им был нужен в зале каждый меч, хотя никто из нас раньше его даже не держал в руках. Это было похоже на страшный сон... Какой-то кошмар, везде огонь и мрак. Я чуть не сошла с ума. Я не боялась, что умру, я боялась, что они доберутся до Тира. А я оставила его одного, – она повторила эти слова в каком-то отчаянном удивлении. – Я оставила его одного. Я... я сказала Ингольду, что убью его, если он не заберет Тира и не уйдет. Он собирался остаться и биться до конца. У меня был меч. Я сказала, что убью его... – с минуту, казалось, ее глаза не видели ничего в затененном золотистом тепле покрытой занавесками палаты, отражая только оживший ужас.Руди мягко сказал:– Я думаю, он понимал твое отчаяние и простил тебя.– Я не об этом, – она усмехнулась, как делают люди, вспоминая выходку, уже потерявшую свое значение. – Представь, как неудобно было встретиться с ним после...Дождь стих, его упорный стук перешел в мягкий моросящий шелест по толстому стеклу окна. Угли затухали в жаровне, их отсвет был похож на последний блик гаснущего заката. Минальда встала и прошла через сумрак комнаты, чтобы зажечь свечку от угольков и перенести огонь на три свечи в серебряном канделябре на столе. Она задула лучинку, и, когда откладывала ее в сторону, дым окутал ее лицо.– Чего я не могла вынести, так это того, – продолжала Альда, ее голос был спокойным, словно она говорила о ком-то другом, – что я оставила своего ребенка на верную гибель. До тех пор, пока Ингольд не пришел ко мне позапрошлой ночью, пока он не принес мне Тира, я даже не знала, выжили они или нет. Все остальное: Дарки, ринувшиеся на нас поверх факелов, их... прикосновение, их железная хватка, лицо Ледяного Сокола, когда он поднял меня с пола в подземелье, – даже это казалось нереальным. Только то, что я оставила своего ребенка, единственное существо, единственное, оставшееся от всего прочего в жизни...Ее руки и голос опять начали дрожать, Руди подошел к ней в ореол света свечей, взял за руки, чтобы успокоить, и почувствовал хрупкие пальцы в своей грубой ладони. Его прикосновение вернуло ей ощущение реальности, потому что она вдруг улыбнулась и опустила глаза.– Алвир говорит, что я бредила от потрясения, – тихо сказала она. – Хорошо, что я не помню, как покидала Гей. Мне говорили, город был разрушен. Теперь он останется хотя бы в моей памяти во всем своем великолепии, – она снова подняла глаза на него, тихая слабая улыбка самоиронии появилась в уголках ее чувственного рта. – Вот почему большинство вещей здесь принадлежит Алвиру, а не мне. Это не те вещи, которые я бы взяла с собой, если бы покидала Гей по собственной воле.– Не беспокойся об этом.– Но прошлой ночью, – продолжала Альда, – я была готова убить тебя, если бы ты попытался остановить меня, когда я возвращалась за Тиром. Я не могла опять оставить его. Спасибо, что пошел со мной и оставался с нами в подвалах. Ты спас нам жизнь. Но я бы пошла и одна.– И все же ты была не в своем уме, – мягко возразил Руди.Она улыбнулась:– Возможно.Дождь иссяк. Ровное восковое сияние свечи вытянулось в желто-белые колонны, свет стал ярче в тихом глубоком молчании. На время их окружил покой этой комнаты, подарив удивительный момент счастья уединения среди сумятицы и обломков Вселенной. Руди непривычно сильно ощущал ее пальцы, легко покоившиеся в его руке. Он вдыхал запах ее волос, аромат гвоздики и лавра и вместе с ним мягкий жирный запах свечей и великолепие кедра и лаванды. Заключенные в остановившемся времени, они были одни в обоюдном оцепенении, ее глаза пристально смотрели на него. Руди уже знал – и понимал также, что она знает, – что что-то неизбежно произойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90