* * *
Как и подозревал Руди, Гроув так настаивал, чтобы маги возобновили борьбу со сланчем, лишь потому, что эта проклятая субстанция появилась на его собственных полях, — самых лучших и плодородных землях в этой части берега. И хотя солнце давно уже опустилось за горами, когда небольшой отряд достиг усадьбы с пристройками, окруженной деревянным частоколом, — Гроув все равно стал требовать, чтобы Руди произвел первичный осмотр. В усадьбе проживал Гроув со своей семьей, слугами и наемными рабочими. Все они принесли ему клятву верности в обмен на обещание защиты. Еще трое вельмож, прибывших в Убежище из Гая, поселились в таких же небольших укреплениях вместе со своими бывшими челядинцами и крестьянами, обрабатывавшими окрестные земли.
Даже если бы Джил заблаговременно не рассказала Руди о том, к чему привели подобные обычаи в их собственном мире во времена средневековья, он и сам о многом мог бы догадаться. Именно поэтому он и уступил мольбам Минальды, несмотря на все свое нежелание покидать Убежище, так и не решив вопрос с габугу.
Минальда очень настаивала, и, к тому же, отсутствовать он должен был не больше суток. Домашним животным в Убежище требовалось сено, чтобы пережить зиму, однако далеко не все наследники великих Домов готовы были вспомнить свою клятву и оказать необходимую помощь Альде, владычице Убежища.
Так что ни к чему было прибавлять ей забот.
— А теперь вы, ребята, вздумали устанавливать всякие законы вместо того, чтобы дать людям жить так, как им хочется, — скрежещущим голосом досадовал Гроув. — Мне это не по душе, но я готов уважать волю леди Альды. Конечно, она всю жизнь была королевой и привыкла к хорошей жизни. Я подумал, может, она больше знает обо всем этом, чем я?
Широким шагом он двинулся в обход полей, таща Руди за собой. Ограда здесь была не просто деревянной, но еще и укрепленной массивной земляной насыпью и заостренными кольями, и если на полях Убежища такие загородки были призваны отвадить мышей и оленей, то здесь частокол выдержал бы и натиск мамонтов.
— Я спрашивал, с какой стати нам отдавать часть своего урожая, и все мне говорят: «Молчи, Гроув, в Убежище поддерживают Истинные Законы и всякие замечательные знания, и все то, что составляют цивилизацию...»
— А я думал, все за это голосовали, потому что вы брали в Убежище зерно для посевов, топоры, плуги и домашний скот, — с сарказмом возразил Руди, едва поспевая за хозяином.
Гроув побагровел.
— Любой организм, который не осмеливается расти, рано или поздно умрет! — проревел он. — То же самое относится и к человеческому обществу. Те, кто цепляется за старые порядки и торгуются, считая, что голоса десяти тявкающих трусов имеют больший вес, нежели голос истинного мужчины, готового...
— И когда эта дрянь здесь появилась? — перебил его Руди, который не желал больше ничего слышать об Истинных Мужчинах. Он остановился среди кукурузного поля на том месте, где побеги начали чахнуть. За бурой полосой гнили шириной примерно в ярд виднелись жирные белесые щупальца сланча.
— Примерно в то же время, когда появились первые ростки. — Гроув метнул на мага такой взгляд, словно подозревал, что тот самолично выбрался в долину посреди ночи и рассеял повсюду заразу. — Ты же не думаешь, что мы стали бы тратить посевное зерно на порченом поле?
Руди покачал головой, хотя, в глубине души, был уверен, что Гроув поступил бы именно так, лишь бы не терять хорошую землю. «Этот глупец наверняка решил, что хуже все равно не будет...»
— Значит, сперва его не было совсем... А потом? Двенадцать футов на восемнадцать? За четыре недели? В других местах он разрастается так же быстро?
— Да откуда мне знать? — завопил Гроув. — У нас есть дела поважнее, чем бегать тут с замерами! Я просто хочу знать, что вы намерены с этим делать?
— Ну, видите ли, — добрым тоном отозвался Руди, возвращаясь к изгороди, — хотя я знал секрет, как избавиться от этой дряни, уже три года назад, но держал его при себе и ждал, пока сланч разрастется на полях вокруг Убежища. И, пожалуй, вам я эту тайну тоже не открою.
— Прекрати дерзить, мальчишка!
— Тогда нечего говорить со мной так, будто я не стараюсь изо всех сил делать свою работу, — рявкнул Руди в ответ. — Я вернусь сюда утром и еще раз посмотрю, но...
Внезапно в лесу за полем послышались голоса и захрустели ветви деревьев. Кто-то закричал:
— Эгей, вот она!
И другой отозвался:
— Моя, моя!
Послышался смех, подобный звону железных горшков.
Руди подбежал к изгороди, перебрался через нее и еще успел увидеть, как из зарослей вырвалась темная фигура и побежала прочь, стремясь укрыться в скалах у реки. Двое охотников из свиты Гроува, в кожаных куртках и штанах, с луками наизготовку, вырвались следом, а Гроув крикнул раздраженным, но все же снисходительным тоном:
— Да прекратите, наконец! Это всего лишь дуик!
Это была самка — или, как люди называли их, хинни, — прижимавшая младенца к мохнатому животу; другой ребенок, чуть постарше, цеплялся ей за шею. Она бежала, размахивая руками, стремясь укрыться от охотников, но Руди видел, что ей это не удастся. Один из парней выстрелил, но хинни метнулась в сторону, уходя от стрелы. Однако при этом она выронила младенца, и второй охотник — простоволосая девица — расхохотавшись, закричала вслед:
— Эй, ты обронила одного, принцесса!
Лучник выстрелил вновь, в тот момент, когда хинни, развернувшись, бросилась назад за своим малышом. Она отпрянула, когда стрела, точно по волшебству, вонзилась в землю в нескольких дюймах от ее лица. Несколько мгновений, пораженная, она взирала на оперенное древко, затем посмотрела на стрелявшего мужчину и, наконец, на извивающегося на земле малыша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105