Слыханное ли дело, создавать первый критический реактор в лаборатории «этого Дибнера»? Как вы смеете передавать ему наши материалы, изъятые в нашем берлинском институте у наших сотрудников? Наш уран, нашу тяжелую воду, наше оборудование, наши схемы, наш опыт, наши идеи! Герлах, чувствуя трудности предстоящего спора, пригласил Гейзенберга в Штадтильм, где теперь хранились «его опыт, его уран, его идеи».
Вождь теоретиков, покоривший себе почти все области практики, прибыл на раздел «наследия Далема» в сопровождении своего могущественного «паладина», профессора Вейцзеккера, умнейшего ученого, способного к тому же в любую минуту обратиться за помощью к своему отцу – помощнику Риббентропа, то есть не последнему человеку в нацистской верхушке. Имея столь прочный тыл, можно было начинать спор. В день их прибытия, 5 февраля, само небо, казалось, благоволило к пришельцам. Беспрерывно звучала воздушная тревога. Над городом кружили самолеты, и, не подыскивая других аргументов, Гейзенбергу достаточно было ткнуть пальцем в небо, знаменуя невозможность серьезной научной работы в этом нещадно атакуемом городишке, пугливую жизнь в котором следует быстрее променять на покой, тишину и умиротворение южного немецкого городка, выбранного им, Гейзенбергом.
Этого естественного аргумента было, впрочем, недостаточно. Переговоры длились весь следующий день, и даже Вейкзеккер был удален за двери (а Дибнер к ним и вовсе не допускался). Наконец, Герлах согласился отдать «все захваченное».
Однако этого передела имущества было недостаточно. Седьмого февраля Герлах, увлекаемый Гейзенбергом, поехал в Штутгарт, чтобы побеседовать с гауляйтером Вюртемберга Мурром, полюбившим облачать физиков в униформу и без лирических сантиментов отправлять их в ополчение. Однако тот уклонился от встречи с физиком, написавшим два месяца назад протестующее письмо Мартину Борману. Пришлось говорить с одним из помощников Мурра – Вальдманом, просить у него грузовики для перевозки «тяжелого продукта» в Хайгерлох.
Затем Герлах поехал в Хайгерлох, чтобы посмотреть ведущиеся там приготовления, и лишь 14 февраля вернулся в Штадтильм. Через девять дней колонна грузовиков, руководимая доктором Багге, двинулась на юг, увозя из лаборатории Дибнера ценное сырье.
«Рискованная поездка, – записывал он в дневнике, – истребители-бомбардировщики, соединения бомбардировщиков. Поездка в основном ночью».
Итак, лишь в конце февраля оборудование берлинского бункера, наконец, прибыло в Хайгерлох. Почти месяц прошел с тех пор, как его вывезли из Берлина. Месяц этот был потрачен впустую. Оргвопросы, переезды, уговоры, визиты, сорвавшиеся встречи, обещания и протесты. Что весь этот месяц делали с «тяжелым продуктом»? Ничего.
Только теперь, наконец, заново начался монтаж реактора В VIII. Его, как и было решено, оборудовали внутри пещеры. В распоряжении Гейзенберга теперь находились полторы тонны урановых кубиков, полторы тонны тяжелой воды, десять тонн графитовых блоков и некоторое количество кадмия – его надо было ввести внутрь реактора, если реакция станет неконтролируемой. Все остальные запасы сырья хранились в Штадтильме. Там же обосновался и сам профессор Герлах.
Двадцать шестого февраля на совещании в Берлине Герлах узнал, что «в целях экономии» работы по атомному проекту придется сократить наполовину. В тот же день он отослал письмо в Научно-исследовательский совет. Он убеждал, что ученые-ядерщики находятся уже на пороге успеха, что ведутся «решающие работы», и потому просил защитить все исследовательские группы, причастные к этому проекту, то есть группы, созданные под эгидой Общества имени императора Вильгельма в Берлине, Гейдельберге, Тайльфингене и Хехингене; группы, находящиеся в его, Герлаха, ведении и действующие в Штадтильме, Хайгерлохе и Мюнхене; группу профессора Хартека, занимающуюся разделением изотопов; группы профессоров Штеттера и Кирхнера, исследующих расщепление урана под действием быстрых нейтронов, а также защитить ряд сотрудничающих с нами промышленных фирм. Так, концерн «ИГ Фарбениндустри» и фирма «Бамаг-Мегуин» помогают нам в производстве тяжелой воды, а фирмы «Ауэр» и «Дегусса» – в изготовлении металлического урана. «Все эти проекты должны пользоваться льготами по снабжению материалами и электроэнергией, а также льготами для сотрудников, предусмотренными указом фюрера от 31. 1. 45, 23 часа», – определил свои пожелания трезвый и циничный Герлах.
Любой перечень содержит круг лиц и организаций, в нем упоминаемых, и подразумевает всех, в нем не упомянутых. Последние, очевидно, должны были лишиться всякой поддержки. Их лаборатории оказывались на «голодном пайке», а ученые – в окопах под Берлином et cetera.
В последний раз профессор Герлах отстаивал интересы касты «посвященных» физиков-ядерщиков, заклиная слух военных и партийных профанов магическим словом «взрывчатые вещества», рисуя перед ними блаживший их растерянный дух «призрак атомной бомбы».
Двадцать восьмого февраля Герлах снова вернулся в Штадтильм. Теперь его беспокоило здоровье ученых, работавших вместе с Дибнером. Они постоянно подвергались действию гамма-лучей, нейтронного и рентгеновского излучения. Лабораторию здесь оборудовали наспех, не занимаясь лишними мерами предосторожности, и потому вредный фон был особенно высок. К тому же люди постоянно недоедали, и теперь большинство страдало от кровотечений. В гибнувшей Германии последние ее физики работали буквально на износ.
Герлах пишет письмо в Веймар, в местный продотдел, требуя для своих ученых «прибавки за вредность», ведь на заводах рабочим полагается подобный паек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180