Вот это-то «Все остальное» – то, где нас нет, и есть Плерома – место, где сохранилась полнота событий, нет расщепленности и ограниченности, во всяком случае в том виде, в котором мы их привыкли видеть, – веско заключил незнакомец.
Берх вспомнил Татьянины рассуждения про названия и пространственно-временную инверсию относительно орбиты Луны. «Все правильно, Мир начался с Плеромы и обитаемая часть Вселенной кончается ею же. Дальше идти некуда – названия кончились», – подумал он. Но все же уточнил:
– Но название системы все-таки Плером, а не Плерома. Из сказанного вами следует, что тот, кто дал название системе разноцветных карликов, поступил несколько опрометчиво. Да он и сам понимал свою ошибку, поэтому названия немного различаются.
– Сходство может оказаться глубже, чем вы думаете, – возразил незнакомец. Берх стоял на своем:
– Из вашей теории этого не следует. И вообще, она довольно умозрительна, не говоря уж о явных противоречиях с современной космологией.
– Ах так! Говорите, противоречие с космологией, то бишь с теми самыми пресловутыми законами физики! – воскликнул незнакомец и всплеснул руками. – Нет, вы знаете, последнее время подобное пренебрежительное отношение к древнему знанию меня просто умиляет. Поначалу меня это раздражало, а теперь умиляет. Вы говорите так, будто сами, своим умом дошли до этой вашей космологии. Очень просто, подчитав школьный учебник по физике, критиковать древних мудрецов, у которых телескопа, то не было. Поверьте, те люди были не глупее нас с вами, и поэтому важно понять, почему они рассуждали именно так, а не иначе. Важно найти смысл в их построениях, будь они хоть трижды противоречивыми! Кстати, а позвольте спросить, что дает вам основание верить в законы физики?
– При чем тут вера?! – вскипел Берх. – Наука есть наука… Не стану объяснять вам, что это такое, но согласитесь, есть вещи, отрицать которые абсурдно!
Незнакомец перефразировал вопрос, авторство которого всем хорошо известно:
– Что есть абсурд?
Пока Берх собирался с мыслями, его собеседник продолжил:
– Вся наука сводится к тому, что мы считаем абсурдным, а что – нет. Противоречие с законами логики мы считаем абсурдом, поэтому мы руководствуемся логикой. Но скажите мне честно, считаете ли вы, например, человеческую смерть – абсурдом? Только не говорите мне про науку – мы уже решили, что она сводится к нашему представлению об абсурде. Поэтому ответьте искренне, по-человечески.
Берху надоело спорить, и он согласился:
– Ну, хорошо. Да, действительно, в смерти есть что-то абсурдное…
– Вот видите! – воскликнул незнакомец. – Смерть – абсурдна, но в бессмертие вы, небось, не верите! Такого подвоха Берх не ожидал:
– Не верю, тут вы правы. Все живое умирало, умирает и будет умирать – от этого никуда не денешься. Погодите, не хотите ли вы сказать, что сами вы верите в бессмертие? – забеспокоился Берх. Он почувствовал легкое волнение, ибо незнакомец подступил к той области, где столь уважаемая Берхом логика уже утрачивала свою безоговорочную власть.
– Верю, – спокойно и твердо ответил собеседник, – вы говорите «все живое умирало и умирает». Я сознательно опускаю ваше несколько ненаучное предсказание «и будет умирать», потому что не хочу ловить вас на слове – в пылу спора и не такое можно сказать. Остановимся на тезисе «все живое умирает». Безусловно, вы подразумевали, что собственными глазами неоднократно видели смерть – не свою, разумеется, а чью-то еще. Не стану спорить – вероятно, так оно и было. Но одно дело видеть чужую смерть, другое – умирать самому. Прибегну к простому примеру из вашей так называемой науки. Возьмем коллапс черной дыры. Для нас, зрителей, ее смерть длится бесконечно, для самой дыры – мгновение. Почему, думаю, объяснять не стоит – это известно любому школьнику.
Смерть человека подобна коллапсу черной дыры, но только наизнанку. Мы видим свершившимся то, что для умирающего – бесконечно. Его внутренняя стрела времени как бы начинает загибаться, отклоняться от стрелы времени живых людей, и поэтому мы, живые зрители, отсчитываем время не так, как отсчитывается время в царстве мертвых или, вернее, тех, кого мы считаем мертвыми. Выходит, что никакой смерти нет, а есть лишь переход, чистилище, как говорили древние. Время, чтоб вы знали, это не прямая, а плоскость, по которой прочерчены наши с вами личные временные маршруты…
Он был готов говорить и дальше, но по Терминалу прошло объявление на посадку. Голос диктора оборвал незнакомца на полуслове. Берх поднялся с кресла.
– Очень жаль расставаться с вами на таком интересном месте, но мне нужно идти, – сказал он с искренним сожалением.
– Да, да, конечно, я слышал объявление, – пробормотал незнакомец, раздосадованный не меньше Верха. – Счастливого пути вам!
– Спасибо, – ответил Берх, – и вам – счастливого!
Пассажиров на этот рейс было немного, и служащие Терминала подходили к каждому персонально, извинялись за задержку, после чего вежливо провожали до самого посадочного блока. Миловидная девушка в серебристом комбинезоне с нашивкой «ТКЛ 3504» у левого плеча взяла Верха под руку и, что-то нашептывая на ухо, повела его на посадку.
Если проблемы не приходят сами (как, например, сбой в работе Канала), то Берх их создает собственноручно. Он начал с того, что промахнулся и сел не рядом со станцией, как планировал, а тысячью километрами западнее. Чтобы все не оказалось так просто, одна из опор корабля наполовину ушла в пористый грунт; корабль накренился и едва не лег на брюхо. Взлететь из такого положения он уже не мог. Берх вызвал Плером-11 и попросил Вэнджа прислать за ним планетолет с погрузчиком, поскольку требовалось перегрузить контейнер с оборудованием с корабля на планетолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135