Обращением «мадемуазель» Жанна-Мария-Виолетта Ливей была обязана трем вещам. Во-первых, несмотря на свои тридцать девять с хвостиком (хвостик тщательно скрывался под слоем недорогой косметики) она никогда не была замужем. Во-вторых, ее друзья и коллеги не смогли прийти к единому решению, которое из трех имен: Жанна, Мария или Виолетта использовать в качестве повседневного обращения.
И, наконец, в-третьих, и это пожалуй самое главное: так изящно и непринужденно грассировать в любом слове, где едва есть намек на звук "р", в Фаонском Университете не умеет никто. Раз в детстве заслышав, что «она умней чем красивей», Жанна-Мария-Виолетта смирилась с уготованной ей ученой судьбой. Научная карьера шла ни шатко ни валко, и подлинной страстью мадемуазель Ливей стали компьютерные игры.
В этот полуденный час на кафедре кроме нее никого не было. С непослушными галактиками Ливей справлялась одной левой, попутно прихлебывая горячий чай из высокого граненого стакана в серебряном подстаканнике, который она не опуская держала в правой руке. Десяток поколений ее предков по женской линии держали этот старинный подстаканник именно так: двумя пальцами за ручку, оттопырив далеко мизинец и уперев его в первую справа от ручки, выпуклую драконью мордочку – такие мордочки, в числе восьми штук, украшали основание подстаканника. Поэтому первая справа от ручки мордочка сверкала ярче ядра новорожденной галактики в то время, как остальные мордочки были тусклыми и потемневшими от времени, как какие-нибудь, так и не ставшие галактиками, туманности.
– Похожа на пьяного осьминога, – указал я мадемуазель Ливей на новорожденную галактику.
Ливей вздрогнула от неожиданности, ибо я подкрался к ней сзади вполне беззвучно. Стакан в подстаканнике дернулся, и порция горячего чая оказалась у меня на брюках.
– Ой, вы не обожглись? – заволновалась она. Полезла за салфеткой. – Давайте, я вытру.
– Само высохнет, – пообещал я, в душе радуясь тому, что практически без труда установил контакт с ученым секретарем. Ради такого и штанов не жалко.
– Никогда не видела пьяного осьминога, – оправившись от частичной потери чая, тяжко вздохнула Ливей и добавила: – Как, впрочем, и трезвого. Но, вероятно, вы правы…
И она бойко отстучала название новой галактики:
OCTOPUS MADIDUS
Ради солидарности я признался:
– Честно говоря, я тоже никогда не видел пьяного осьминога. Кстати, не всякий специалист-океанолог отличит пьяного осьминога от трезвого. Поэтому я мог видеть и пьяного, но принять его за трезвого. Помню, в океанариуме на Цейлоне… Это остров такой на Земле, знаете?
– В Индийском океане, знаю конечно!
– В самом деле, нашел у кого спрашивать. В общем, там жили осьминоги… – я замолчал, поскольку про тех осьминогов, кроме места жительства, ничего не знал.
– Почему «жили»? – коварно потребовала уточнить Ливей.
– Потом их отпустили обратно в океан, – совсем запутавшись, соврал я.
– Это небось вам так сказали. Когда из-за неправильного обращения животные гибнут, посетителям объясняют: «они убежали к себе в лес» или «они уплыли куда-то там домой» – за маленьких детей нас держат. Я с таким уже сталкивалась. Вам солгали, будьте уверены, – убеждала она меня с какой-то неожиданной горячностью.
– Неужели все так и было! – не менее горячо воскликнул я и сразу же переменил тему: – Ваш осьминог ни от кого не пострадает, он не из океанариума… Вы любите компьютерные игры?
– Да, но это секрет, – она кокетливо потупила свои умные карие глазки. – А вы?
– Наверное полюбил бы, если бы было на них время. Здесь не слишком удобно играть, – и я обвел взглядом помещение кафедры. Это была просторная светлая комната с несколькими столами, запруженными папками и дисплеями, с пыльными пластиковыми стеллажами, прогнувшимися под тяжестью книг, с портретами видных ученых и тиснеными золотом поощрительными дипломами на стенах – всё в умилительном, «академичном» беспорядке.
– Вы правы, совсем не удобно, – согласилась она. – Ведь нейросенсорный костюм на работе не наденешь.
– Что верно, то верно. Это «Шесть Дней Творения»? – я указал на экран.
– Они самые.
– Нравится?
– Пока не понятно – я только начала.
– Интересная игра. Конкурс, опять же, объявлен. Приз – миллион!
– Конкурс – это здорово, но вряд ли мне по силам опередить других. Да и опоздала я – никак не могла оторваться от прежней игры.
– Хорошая была игра?
Мадемуазель Ливей вся аж засветилась.
– Просто отличная!
– Как называется?
Ливей вдруг страшно смутилась.
– "ШДТ" гораздо лучше, – сказала она, покраснев. – Спасибо вам за нее!
– Простите, спасибо кому? – напрягся я.
– Погодите, вы ведь из «Виртуальных Игр»? – испуганно спросила она.
По моему лицу она уже поняла, что нет. А я-то думал, что это мое природное обаяние развязало язык ученому секретарю.
– Увы, нет, – сказал я обреченно.
– О Боже! – ужаснулась она. Отставила чай и быстро загасила экран. – Извините ради бога. Профессор Цанс сказал, что должны прийти… Ой! – страдальчески ойкнула она и прикрыла рот рукой. – Извините…
– Это вы извините. Я не представился. Федор, – я протянул руку чтобы пожать ее узкую сухонькую ладонь. Ладони я не получил.
– Вы к кому? – спросила она официальным тоном.
– К профессору Цансу, по личному вопросу. Он скоро будет?
– Вероятно, минут через десять. У него сейчас лекция. Вы можете обождать его… – она указала на дверь в коридор.
– Там скучно, – я улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой, на какую был способен. – А почему вы решили, что я из «Виртуальных Игр»?
– Обещали молодого человека приятной наружности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120