И чтобы сделать такое — повести на смерть — нужна какая-то особая, еще недоступная младшему лейтенанту сила и настрой духа. И он, молоденький, впитывал этот настрой, не зная, что капитан очень глубоко в душе побаивается этой контратаки, потому ярится перед ней, подстегивает себя.
— Восьмая! — заорал капитан. — Готовь контратаку взводом! Что значит нету взвода?
Кто же тебе, дураку, приказывал выводить людей в траншею? Под огонь? Собирай людей и через пять минут! Понял? Через пять минут! В контратаку! Это тебе и капитан приказывал? Вот и действуй. Пять минут. Понял?
"Рано, Очень рано назначил контратаку — не соберется восьмая Не соберется. И этот замполит чертов — ведь я же ясно сказал: прежде всего позаботься о контратаке.
Впрочем, может, Кривоножко правильно приказал, но командир восьмой, человек пожилой и трусоватый, как и раньше бывало, прикинулся, что не все понял".
— Лично, понимаешь веди в контратаку! — уже в ярости заорал Лысов, отрезая для командира восьмой роты все возможные пути для маневрирования — Через пять минут!
Головой ответишь!
Он бросил трубку и оглянулся. Бойцы кончали снаряжать гранаты, и Лысов, почему-то исподлобья, быстро, норовя заглянуть в округленные глаза, взглядом прошелся по их лицам и уже спокойно приказал:
— Приготовиться… Выползай по одному.
Этот странный, на взгляд бойцов, переход от ярости к полному спокойствию был необъясним, но именно он подействовал сильней всего — в них тоже постепенно накапливалась боевая ярость. Лысов одним из первых вышел в ход сообщения, картинно надвинул поглубже фуражку и расправил стеганку под ремнем. Потом подвигал руками, расстегнул одну пуговицу и сунул за пазуху пистолет: он готовился к рукопашной, это все поняли и тоже стали готовиться к ней; кто-то вынул нож и засунул за ремень, а большинство просто придвинули поближе лопатки и отстегнули ремешки на чехлах: штыки давно были потеряны и в рукопашном бою могла хорошо помочь лопатка.
Подбежали автоматчики из резерва комбата, и Лысов, мгновенно выпрямившись, как перед броском в воду, не крикнул, а сказал;
— Вперед! — И сам первым выскочил на бруствер хода сообщения.
Он бежал не оглядываясь, зная, что за ним бегут его люди, н еще потому, что смотрел все время на левый фланг роты, вслушивался в перестрелку, в разрывы мин и снарядов. Они рвались левее, в расположении жилых землянок и штаба батальона.
"Добежим! Под горку — минуту… в крайнем случае полторы, — успевал думать он, — а за это время ихние минометчики не успеют перенести огонь. Не успеют".
Капитана, вероятно, увидели в седьмой роте, потому что оттуда донеслось слитное «ура» и сразу же раскатились перестуки автоматов и нестрашные хлопки ручных гранат.
Хорошо бы сейчас тоже крикнуть «ура», но Лысов не спешил — бойцы из седьмой роты по двое-трое выскакивали из траншей на поверхность и, прежде чем снова спрыгнуть в траншею, некоторое время бежали вдоль них.
"Пусть на них все внимание. Пусть на них", — думал Лысов уже отрывистей и яростней — давно не бегал, стало заходиться дыхание. И все-таки метрах в пятидесяти, а может, н меньше, он тоже закричал «ура» и сорвал с пояса гранату.
Бойцы группы поддержали его, н почти сейчас же и справа послышалось «ура» — пошла в контратаку восьмая рота: значит, и замполит на высоте.
"Ну, все правильно", — решил капитан и швырнул первую гранату. Она разорвалась, не докатившись до траншей. За капитаном стали бросать гранаты другие бойцы, разрывы пришлись и в траншеи и за ними. Забасили немецкие автоматы, но в ход снова пошли гранаты, а потом ударили лысовские автоматчики. И — снова гранаты.
Лысов не вскочил в траншею первым. Этого уже не требовалось. Лысов пропустил мимо себя бойцов и залег за свежвывороченным комом глины, выдвинув автомат. Он не увидел, а почувствовал, что за его спиной кто-то есть, и резко обернулся. Там лежал писарь — молчаливый, потный, но совершенно спокойный. Даже глаза его, окруженные густыми морщинками и нездоровыми мешочками, смотрели устало, но спокойно.
"Не заметил человека", — мельком подумал Лысов и отвернулся: в траншеях разгоралась рукопашная — разрывы гранат, крики, вопли, лязг оружия и, конечно, выстрелы. Лысов быстро сориентировался, понял, что противнику приходится туго. И не потому, что бойцов было больше. Просто они раздробили противника на несколько групп и теперь, очутившись в привычных, обжитых траншеях, теснили его и лупили, как теснят и лупят грабителей хозяева ограбляемого дома, чувствуя свою правоту и законность действий, яростно и жестоко.
Все шло как положено, и Лысов, следя за развитием боя, успевал посмотреть на себя со стороны, глазами вышестоящих командиров, и считал, что эти глаза не могут не отметить разумность и решительность его действий, его личную смелость и… Да чего уж там… И высокий морально-политический настрой батальона, который он, Лысов, как командирединоначальник, воспитал, организовал, а в решительную минуту и возглавив личным примером. Словом, беда, что грозила батальону и, значит, лично Лысову, оборачивалась… хорошо оборачивалась…
Лысов не то чтобы повеселел, а стал рискованней, смелее.
Метрах в двадцати от комбата во врезной ячейке и возле нее столпилось человек восемь немцев. Трое или четверо отстреливались, а двое уже заносили руки, чтобы метнуть гранаты с длинными ручками. Лысов, не задумываясь, полоснул их автоматной очередью и как-то бездумно выхватил из-под себя гранату. Приподнимаясь для броска, он напоролся на автоматную очередь, дернулся и неторопливо осел, сперва на локоть, потом на автомат, перевалился на диске и застыл на боку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18