.. А за что? За банку черничного варенья для человека, которому оно - как мертвому припарки!
Не заходя в зимовье, Сергей сразу полез на чердак и дрожащими руками начал ощупывать всякое барахло, которое там скопилось. Попадались под руки старые гильзы, какие-то шкурки, коробки, тряпки, просто щепки, ведро, поломанная лампа... но вот, в уголке, вот она, эта банка, бережно завернутая в целлофан! Вот она у него в руке. Литровая банка черничного варенья, тяжелая, потому что полная... его там много, больше килограмма! Оно есть!
Сергей спрыгнул на землю с банкой в руках. Раздумывал, затем расстегнул промокшую куртку и начал заталкивать банку во внутренний карман. Карман был большой, но банка лезла с трудом. Он все же пристроил ее там и, не прикасаясь к двери своего зимовья, тотчас же зашагал назад.
Подумать только! Ему тридцать лет, он здоров, силен и вынослив. Сделайте так, чтобы всю жизнь носить людям черничное варенье, но сделайте еще и так, чтобы не знать о другом, которое тоже нужно делать и не делать нельзя! Сделайте так, чтобы смысл каждого шага, каждого слова был ясным и однозначным! Сделайте так, чтобы тропа каждого пересекалась с другой лишь под прямым углом, чтобы не блуждать и другому поперек не встречаться! Сделайте так, чтобы эхо не путало голоса заблудившихся и тех, кто просто привык глотку драть для самоуважения! Сделайте так, чтобы если протянул руку, то был уверен, что встретишь руку же, а не щупальце! Сделайте так! И не будет в мире более добросовестного работяги, чем он, неудавшийся ученый, неудавшийся муж, неудавшийся таежник!
Сделайте еще и так, чтобы, когда молния сверкнет, а потом погаснет, тропа не исчезала из-под ног!
Молния сверкнула и погасла. Сергей сделал шаг и оступился. Со всего хода рухнул вниз, грудью на корни кедра. Ружье ударило по голове, в груди хрустнуло. То ли снова молния, то ли искры из глаз. Он поднялся и схватился за грудь. Банки не было. Он сунул руку и наткнулся ладонью на что-то острое. В кармане была мешанина острого и липкого. Банка превратилась в осколки. Он снял куртку, подержал в руках, швырнул в сторону. Все! Вот теперь он действительно съел свой последний бублик. Все! Он сыт.
Сергей поднял ружье с земли, вытащил из патронташа патрон, второй справа. Там тоже была пуля.
Выстрела он не услышал, потому что раздался гром. Выстрела никто не услышал, потому что что такое выстрел в сравнении с громом небесным хлопушка! Да выстрел и не состоялся. По причине сырости. Волоча ружье, Сергей плелся по тропе, не соображая в какую сторону.
КАТЯ
Станция Кедровая называлась так не зря. С юга тайга подступала к самому поселку и даже вклинивалась в него между домами одинокими кедрами, правда, уже засыхающими и несрубленными лишь по недоразумению. С северной стороны тайгу изрядно потеснили и что-то, видимо, повредили в ней. Она отступала сама, оставляя людям сухостой да беспорядочный кустарник.
Станция вполне могла бы довольствоваться пригородным поездом, что притыкался у ее платформы два раза в сутки. Но отсюда шел тракт к нескольким курортам, а ответвления этого тракта связывали область с отдельными таежными районами, куда кроме автобусов иного сообщения не было.
Тракт из области проходил наискось от поселка у крайнего дома, там была автобусная остановка и "ожидаловка" с прохудившейся крышей. Когда приезжающие жаловались и возмущались потолочным сквозняком, местные жители поджимали губы. Ни один из них не бывал на тех курортах, которыми славился их район. Если по правде говорить, путевки, бывало, предлагались, но отпуск в году один, брать его старались к концу лета, когда начинался сезон орехов, а тогда за двадцать дней можно было заработать как за полгода на шпалах или сразу на хороший мотоцикл - чем не соблазн!
К приезжающим на станции привыкли, научились просто не видеть их, не видеть, даже когда продавали им черемшу, ягоды, орехи, редиску и лук, вареную картошку и соленые огурцы. Всех называли одним словом, многозначным и не очень добрым - туристы.
И на Сашку с Катей никто не обратил внимания. Сашку многие знали, но рядом с Катей он тоже выглядел "туристом" и, ничуть не сожалея, прошел весь торговый ряд без единого "здрасте". В том доме, почти на задворках которого находилась автобусная "ожидаловка", жила Сашкина тетка по матери. У ней он всегда останавливался, когда выходил из тайги или возвращался туда. Тетка жила с двенадцатилетним сыном, а Сашку любила как старшего сына, сына блудного и не совсем путного, но тем не менее любимого и обожаемого... Родители Сашкины жили в Ростовской области, был он в семье первенцем, кроме него еще четверо, и потому, а может быть, просто так судьба сложилась, считали его дома отрезанным ломтем, и родственные связи не то чтобы затухали из года в год, но становились все более и более только связями, когда письма - традиция от ума и очень мало от сердца. И тогда стала тетка Лиза самым родным ему человеком.
Вваливаясь в ее дом запросто в любое время суток, нынче Сашка приближался к знакомой оградке не без робости. Что ни говори, он опять "отмочил номер", и как-то оно все посмотрится со стороны?.. Все, конечно, утрясется! Но надо суметь утрясти!
У калитки остановились.
- Постой, я подготовлю тетку!
Катя осторожно взяла его за рукав:
- Может, все-таки не надо? На вокзале переночевали бы и утром уехали...
Сашка поставил чемоданы на землю.
- Ну, я же тебе все объяснил! Если я обойду тетку в этом вопросе, обидится смертельно. Она же мне как мать, понимаешь!
- Понимаю! - ласково и грустно вздохнула она. - Только смотрины... тяжело это... Как-то много всего сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45