..
- Вань, слышь! - окликнул Рябинина удивленный Селиванов. Тот пожал плечами и тоже удивленно посмотрел на парня.
- Зачем тебе?
- У вас, как бы это сказать, лицо очень характерное... для художника находка...
- Ишь ты, находка! - ревниво откликнулся Селиванов, и, уловив эту ревность, художник поспешил объяснить, чтобы предупредить неприязнь.
- Всякий человек по-своему неповторим, но мне для работы определенный типаж нужен...
- Рисуй, коли он тебе понравился! - прервал его Селиванов. - Только все ли твой глаз подметить способен?
Торопливо раскрыв планшетку, парень вынул чистые листы, подложил картонку, достал два карандаша и тем, что потоньше, сразу черкнул несколько кривых линий. Электричка дергалась и моталась, и руки его напрягались. Селиванов же отодвинулся, показывая, что его это баловство нисколько не интересует. Но какое-то беспокойство мешало ему сохранить равнодушный вид, и он то и дело зыркал глазами на карандаш, торопливо бегающий по бумаге; но что там происходи-ло, видеть не мог, потому что далеко отодвинулся.
- А ты бы все ж объяснил мне, темному человеку, чего это ты именно его рисуешь?
- Ну, я не только его, я многих рисовал. Если хотите, покажу! - Он было полез в планшетку, но Селиванов махнул рукой.
- Кого ты там рисовал, это твое дело! А вот он тебе чем приглянулся? Борода, что ли, понравилась?
- И она тоже! - улыбнулся художник. - Когда-то с таких лиц писали святых...
- Слышь, Иван, к святым тебя причислили!..
И Селиванов залился нервным смешком. Рябинин не то чтобы смутился, но почувствовал себя неудобно и нахмурился, косо взглянув на художника.
- Значит, облик тебе его понравился? - язвительно хмыкнул Селиванов. А где он этот облик заработал, не хочешь знать?
- Андриан! - одернул Рябинин.
- Да молчу, молчу! Это я так...
Но парень перестал рисовать и, вопросительно взглянув на Селиванова, уставился на свою модель. Потом сказал задумчиво:
- Мой дед по матери тоже... заработал, как это вы сказали, облик. Только совсем другой... У него тоже была борода... А под бородой - страх...
- А у него что ты видишь под бородой? - съехидничал Селиванов.
- Теперь уже не знаю, - тихо ответил парень, взглянув на листок. - А сначала... все наоборот...
- Да уж будь уверен, - гордо заявил Селиванов, - мы не из того дерьма вылеплены, что твой дед! Мы сами кого хошь на страх возьмем!
- Ну почему же, - возразил художник, - мой дед - из старых коммунистов! С бандами воевал, коллективизацию проводил. А вернулся оттуда в страхе и умер... почти от страха... Я его, конечно, не сужу, там не курорт...
- Не верю, что сможешь нарисовать! - категорически заявил Селиванов. Докажи, что можешь! Рисуй! А то уже Иркутск скоро!
- Почему вы не верите? Вы же не видели...
- Рисуй, потом поговорим! Во! К нам еще пассажиры!
Животом проталкивая впереди себя громадную корзину, полную, видимо, ягод и поверху закрытую листом осины, в купе втиснулась полная низенькая женщина лет пятидесяти, в мужском пиджаке, юбке чуть ли не из солдатского сукна и в резиновых сапогах. И хотя Селиванов довольно приветливо встретил ее, она усаживалась и устанавливала корзину с таким видом, будто отвоевы-вала принадлежащее ей по праву, но присвоенное кем-то. Красными, слезящимися глазами враждебно осмотрела всех, поджала губы и уставилась в точку между художником и Селивано-вым. Поезд дернулся.
- У, гад! Будто не людей везет, а скотину! - проворчала она зло.
- Ягодку собирала? - елейно спросил Селиванов.
- А чего ж еще! Будь она проклята! - ворчливо ответила женщина.
- А кто ж неволит-то?
Она насупилась.
- А ты попробуй на мою зарплату пожить, потом спрашивай!
Глаза ее сильней покраснели и заслезились.
- А у нас тут вот художник... - Селиванов кивнул на паренька, - хошь, он твой портрет накатает во всей красе?
- С жиру бесятся! - отрезала она, отворачиваясь с обидой.
Художник удивленно взглянул на нее, на Селиванова и снова на нее.
- Почему же? Это моя работа...
- Работа! - презрительно хмыкнула женщина.
- А ты бы попробовал за прилавком десять часов простоять да три тонны картошки перевешать! А тебя еще кто хошь обгавкает как собаку! А домой придешь, там свой паразит нажрется как свинья, и обмывай его!..
- А ты прогони его да работу полегче найди! - посоветовал легкомысленно Селиванов.
- Дурак старый! - закричала она, всхлипывая.
- Такие, как ты, баб до сроку в гроб и загоняют! Убивать вас надо, паразитов!
- Зачем шумишь? - сказал спокойно Рябинин.
- У каждого своя беда.
- Да у тебя-то какая?
Но, взглянув в лицо Рябинина, сникла, швыркнула носом и замолчала. И все молчали, пока в окне не блеснула слюдою Ангара. Поезд прибывал в Иркутск. Ни с кем не прощаясь, женщина, водрузив корзину на живот, выкатилась из купе.
- Ну, покажь, что намалевал!
- Не успел! - буркнул художник.
- Э! Так не пойдет! Покажь! - потребовал Селиванов.
Рябинин тоже поглядывал на листок. Селиванов взял рисунок, и лицо его помрачнело. На нем был Иван, всякий узнал бы. Но еще больше там был тот самый святой, чей образ висел в доме Рябинина. И Селиванову стало так тошно, что он, не показав рисунок Ивану, сунул его художнику.
- Убери свое малевание!
Парень пожал плечами.
- Спасибо! До свидания! - сказал он холодно и выскользнул из купе.
- Тебе ни к чему видеть было, - угрюмо пояснил Селиванов. - А то начнешь на лопатках крылышки выщупывать! - Он покачал головой. - Надо же! Сопляк совсем, в мозгах понос, а рука умная! Как это так может быть, чтобы рука умней головы была? И ты вот что мне скажи, Иван: почему люди своим хомутам преданы? Вот эта баба. Пошто терпит и мужика своего и каторгу? Я бы повесился! Как можно жизнь терпеть, когда она нестерпима?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48