— Твоя матушка — чародейка. — сказала Гермии одна из них на прошлой неделе, — а может, у нее особое волшебство!Она посмотрела на Гермию с тем выражением глаз, которое ясно говорило, что она имеет в виду.— Мама верит, что Бог дал нам в природе исцеление от всего, — сказала она твердо. — Крапива жжет нас — и Он сотворил щавелевый лист, смягчающий боль.Гермия использовала этот довод и раньше, но она знала, что женщина, с которой она говорит, не хочет услышать ее.— Волшебство, вот что есть у твоей матери, — сказала старушка уверенно, — и когда я приложила мазь, которую она прислала мне, к ожогу на руке — сильному ожогу, — он прошел за ночь!Гермия улыбнулась.— Мне кажется, вы должны поблагодарить за это пчел, — ответила она, — потому что в мази был мед.Но говоря это, она уже видела, о чем думает женщина, и что бы она ни говорила, ничто не могло рассеять убежденность, что ее ожог был исцелен сверхъестественной магией.Неудивительно, думала Гермия, что людям, живущим в маленьких, крытых соломой хижинах с крошечными садиками, не о чем больше говорить, кроме волшебства и магии.Зеленая деревня с прудом в середине, черно-белый постоялый двор с его вечными посетителями, пьющими эль Аз оловянных кружек, — вот и все центры активности сельских жителей, если не считать маленькую серую каменную церковь.Никогда и ничего не происходило в этой деревне Малый Брукфилд, которая была названа так по имени семейства Брук, поколения которого жили в «Большом Доме».Граф Милбрукский владел этой землей, этими фермами, хижинами, нанимал на свои работы молодых и здоровых и, конечно, платил жалованье викарию, служившему духовным нуждам его подданных.Им хочется верить во все сверхъестественное, думала Гермия.Если быть честной перед собой, то она и сама верила в фей, домовых, нимф и эльфов, которыми были полны сказки, рассказываемые матушкой в ее далеком детстве.Она все еще помнила их, потому-то все эти существа казались столь реальными и так тесно были связаны с окружающей природой.Когда она попадала в глубокий лее, ей было так легко представить эльфов и лесных духов, прятавшихся под деревьями.Она верила и в нимф, поднимавшихся, подобно утреннему туману, из темного пруда в глубине одного из лесов, куда она часто ходила, когда хотела побыть одна и помечтать.Весной там появлялись голубые колокольчики, столь прекрасные, что они казались ей зачарованными; а за колокольчиками следовали примулы и фиалки.Рыжие белки уносились прочь при ее появлении, чтобы тут же остановиться и с любопытством смотреть на нее, как бы удивляясь, как это она посмела вторгнуться в их тайные владения.Все это было столь прекрасным, что у нее не было желания верить в существование чего-либо злого или пугающего.Но затем она подумала о незнакомце, поцеловавшем ее этим утром, и представила себе, что он, возможно, уехал в тайные глубины леса на своей прекрасной лошади и исчез там, поскольку не был человеческим существом.Мысль о нем вновь вызвала в ней прилив гнева, особенно когда она вспомнила о золотой гинее, подаренной им и все еще лежавшей в кармашке ее платья.Она забыла о ней, когда накрывала стол для ленча и когда они смеялись я болтали за едой.Теперь, после тога как она отнесла миссис Барлес «магическую микстуру от кашля», она юла домой, решив зайти по пути в церковь.Церковь была совсем близко от дома викария, по другую сторону дороги от него, и она проскользнула внутрь, пройдя через портик, нуждавшийся в ремонте, и вступила на, древний, вымощенный плитами пол.Церковь была очень старая, она стояла там уже почти три сотни лет.Каждый раз, когда Гермия посещала службу, она как будто ощущала в воздухе трепет, оставшийся от молитв тех, кто издревле поклонялся здесь Богу и оставил в церкви частичку себя и своих упований.Ее отец верил тому же.— Человеческие мысли никогда не пропадают впустую и не исчезают, — сказал он однажды.— Как это, папа?— Когда мы думаем о чем-то и, конечно, когда мы молимся, — ответил викарий, — мы посылаем наши мысли так, как будто он" обладают крыльями. Они уносятся в вечность нашими чувствами — а может быть, чем-то более сильным, чего мы пока не знаем.— Я пугаюсь от этой мысли! — возразила Гермия. — Я теперь стану очень осторожной, когда буду о чем-либо думать!Ее отец рассмеялся.— Ты не можешь прекратить мыслить, как не можешь не дышать, — сказал он, — и я искренне убежден, что, где бы мы ни были, мы оставляем там наши мысли и жизненную силу, которую им придаем.Гермия поняла, что он думал при этом об атмосфере в церкви, которая всегда казалась ей столь живой, столь насыщенной и полной силы, что она никогда не чувствовала себя там одинокой.Вместе с ней в храме были другие люди, которых она не могла видеть, но которые жили когда-то в Малом Брукфилде.Они несли в церковь свои печали и радости, и их чувства оставались навечно в этом маленьком помещении, как завещание.Чувства эти, как она думала, придавали церкви ту святость, которую люди ожидают найти в Доме Господа, и она могла ощущать эту святость теперь, проходя через дверь.Эта атмосфера святости поддерживала се, как будто сейчас она была не одинока в церкви, но окружена любовью, которая могла защитить ее, помочь ей и вдохновить ее, когда ей это потребуется.И вынимая золотую гинею из кармана, она как будто ощущала, что невидимые люди вокруг нее понимают, зачем она кладет ее в коробку для пожертвований.Она знала, что ее отец употребит эти деньги на множество добрых дел.Она опустила монету сквозь щель в коробке и услышала, как она со стуком упала на дно.Затем, опустившись на колени у одной из древних дубовых скамеек, чтобы помолиться, она взглянула на алтарь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46