— Нечестно быть не только гораздо красивее, но и гораздо богаче всех нас!
— Боюсь, с этим я ничего не могу поделать, — заметила Олетта.
— Я знаю, — вздохнула подруга, — и это всех дразнит еще сильнее!
После этих слов они обе рассмеялись, но от Олетты не укрылась ненавистная ей легкая зависть, проскользнувшая в тоне подруги. Но зависть — это еще что! В мыслях окружающих Олетта частенько читала и откровенную злобу.
«Никогда не думай о деньгах, моя дорогая, — наставляла в свое время Олетту мать. — Помни только, что ты должна быть добрее, щедрее и внимательнее по отношению к тем, у кого их нет.
— Я не совсем понимаю… — призналась Олетта.
— Я объясню, — сказала мать. — Из-за твоего богатства люди всегда будут немного тебе завидовать и, возможно, захотят извлечь из знакомства с тобой какую-то выгоду. Но от этого ты не должна становиться циничной или говорить, что разочаровалась в людях, даже если они будут тебя обманывать.
— Конечно, мамочка, — пробормотала Олетта.
— Ты должна понять, что возможность помогать другим — это особая привилегия, — продолжала мать. — Важно не то, что у тебя есть деньги, а то, обладаешь ли ты добротой, пониманием, любовью. Только это и имеет значение в нашей жизни. Твой дед много трудился, и если он оказался удачлив и нажил состояние, это вовсе не твоя заслуга, а, напротив, налагает на тебя ответственность, которой нельзя пренебрегать.
— Теперь я поняла, — серьезно произнесла Олетта.
— Быть богатым не всегда легко, хотя многим и кажется, что лучшей судьбы не бывает, — добавила мать. — Но ты, Олетта, верь своему сердцу.
— Своему сердцу? — переспросила Олетта.
— Да, — ответила мать. — Сердце подскажет тебе, что за люди тебя окружают — добрые и искренние или фальшивые и злые. Запомни: самое дорогое на свете не деньги, а любовь».
И сейчас, вспомнив эти слова, Олетта сказала негромко и ровно:
— Батюшка, неужели вы всерьез хотите, чтобы я вышла замуж за человека, которого никогда в жизни не видела? И не могу поверить, чтобы вы предложили такую дерзость самому герцогу.
— На самом деле все происходило немного по-другому, — несколько смущенно признал полковник. — Позволь, я расскажу тебе, как это было.
— Сгораю от нетерпения услышать, — сказала Олетта.
— Мы встретились на трибунах жокей-клуба, и мне показалось, что герцог рад меня видеть. В Англии у него мало знакомств, потому что он провел за границей семь лет или около того, как мне говорили.
— Ты упомянул, что он вернулся из Индии.
— Да-да! По-моему, он отличился на северо-западной границе, и имя его упоминалось в сводках.
Без сомнения, в голосе полковника прозвучали триумфальные нотки: все, что имело отношение к армии, он принимал близко к сердцу.
— Я спросил герцога о его лошадях, а он ответил: «На самом деле, полковник Эшерст, именно об этом я и хотел поговорить с вами. Мне необходим ваш совет». «Готов помочь вам всем, чем смогу», — ответил я. «В таком случае разрешите мне говорить напрямик, — сказал герцог. — Я не могу позволить себе содержать отцовских скаковых лошадей и хотел бы, чтобы вы посоветовали, как лучше ими распорядиться». Можешь себе представить? — воскликнул полковник, глядя через стол на Олетту. — Я просто остолбенел! Сама мысль о том, что горлстонские лошади больше не будут участвовать в скачках, потрясла меня до глубины души! Он вздохнул и добавил:
— Последний герцог Горлстонский очень гордился своими конюшнями и когда его лошади побеждали, был счастлив как ребенок. В эти минуты он преображался.
— А когда он был жив, вы знали, что ему нужны деньги? — спросила Олетта и, увидев, как смутился отец, воскликнула: — Вы знали и помогали ему!
— Мне было легче одолжить герцогу деньги, чем ему пойти к ростовщику, — виноватым тоном сказал полковник.
— Я знаю вашу доброту, батюшка, и уверена, что вы с радостью помогли бы любому, кого считаете своим другом.
Полковник действительно был всегда щедр с друзьями, но Олетта не сомневалась, что на сей раз ему было вдвойне приятно помочь одному из них — потому что он помогал герцогу.
Словно наяву она услышала донесшийся из прошлого голос матери:
«Все англичане — снобы, моя дорогая, ты поймешь это, когда вырастешь. Нет такого англичанина, который не обожал бы своего господина».
— Продолжайте же, батюшка, — снова попросила она.
— Мы нашли спокойное местечко, где можно было бы поговорить, — сказал полковник, — и герцог поведал мне о том, что обнаружил, вернувшись домой. Отец оставил ему немало долгов и, что хуже всего, совершенно не заботился о поместье. Поэтому его дому уже много лет необходим ремонт.
— Вы всегда говорили, что это — одно из красивейших зданий в Англии, — вставила Олетта.
— Так оно и есть, — согласился отец. — Впрочем, должен признаться, что я останавливался там всего однажды и был так потрясен убранством дома, что не заметил бы протекающей крыши или осыпавшегося потолка.
— Но если там есть очень ценные картины и мебель, почему же новый герцог их не продаст?
— Это неотчуждаемое имущество, — пояснил полковник. — Старинное здание, да и само поместье передаются от поколения к поколению вот уже многие столетия, и особые доверенные следят, чтобы поместье переходило от отца к сыну в целости и сохранности.
Он сделал паузу. Олетта молчала. Она начинала понимать, что задумал ее отец. Полковник оценивающе взглянул на дочь и продолжал:
— Наша беседа с герцогом затянулась, и поскольку ему явно хотелось продолжить ее, он пригласил меня встретиться с ним в Лондоне после скачек.
— Итак, вы виделись с ним прошлым вечером.
— Герцог обедал у нас, поскольку, по его собственному признанию, он не может открыть свой дом на Парк-лейн и даже собирается закрывать часть других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38