— О чем сначала? — спросил герцог.
— Будет очень невежливо сказать, что о Париже!
Он рассмеялся.
— Я никак не могу составить мнение о вас, — сказал он. — Меня не покидает чувство, что вы слишком хороши, чтобы быть настоящей.
Он увидел, что она его не поняла, и, не желая показывать ей своих чувств, сказал:
— Поехали, я покажу вам Париж! И, по правде говоря, мне больше нравится править этими лошадьми, взятыми на время у друга, чем своими. Мои прибудут только завтра или даже послезавтра.
— Вы привезете своих лошадей в Париж?
— Я редко езжу куда-нибудь без них.
— Удивительно! — воскликнула Уна и добавила: — Наверное, это и есть… признак настоящего богатства.
Она немного подумала и продолжала:
— Наверное, это ни с чем не сравнимое ощущение — иметь так много всего, но, мне кажется, и этого не может быть достаточно?
— Что вы хотите этим сказать?
— Может быть, я неправа во многом из того, что говорю, — ответила Уна, — но я много читала, и мне всегда казалось, что людям необходимо чувствовать вызов.
В глазах герцога можно было прочесть удивление, но он промолчал.
— Мужчине нужно что-то делать, чего-то достигать, быть победителем, завоевателем. Тогда он становится героем, которого другие мужчины хотят превзойти.
Уна говорила так, словно обращалась к самой себе, а герцог подумал, в своей всегдашней, немного циничной манере, что сейчас он ей задаст тот же вопрос, который он задавал мистеру Бомону.
— И что вы предлагаете мне делать?
— Я недостаточно хорошо вас знаю, чтобы ответить на этот вопрос, — сказала Уна, — но, раз вы такой сильный и у вас такая сильная аура, мне кажется, вы могли бы, как Язон, пуститься на поиски Золотого Руна, или, как Геркулес, совершить двенадцать подвигов, или, как сэр Галахад, искать Чашу Святого Грааля.
В ее голосе было что-то, что не позволило герцогу засмеяться. Он сказал:
— Вы меня очень удивляете. В то же время мне льстит, что вы считаете меня способным на подобные подвиги. А теперь, я думаю, нам пора.
Она огляделась и заметила, что почти все, занимавшие столики вокруг них, уже ушли.
Дамы в шляпах с перьями, в драгоценностях и джентльмены, которые разговаривали с ними так же серьезно, как она разговаривала с герцогом, — все уехали.
Она быстро встала.
— Это… я должна была… предложить уйти? — чувствуя, что совершила серьезную ошибку, спросила Уна.
— В таких случаях это решается по взаимному согласию.
Он увидел на лице Уны облегчение, и ничего не говорил до тех пор, пока они, снова сев в фаэтон, не отправились дальше по Булонскому лесу, по тем чудесным местам, которые были благоустроены бароном Османом.
Сначала заговорила Уна:
— Вы так любезны, что везде меня приглашаете, ваша светлость. Может быть, вы скажете мне, как я должна себя вести? Я боюсь совершить какой-нибудь неправильный шаг.
— Пока еще вы ни одного не сделали, — заверил ее герцог.
— Я никогда еще не была в таких фешенебельных местах, да еще с мужчиной… с таким, как вы…
— С какими же мужчинами вы были? — быстро спросил он.
— Боюсь, я особо ни с кем не была знакома, — ответила Уна. — Конечно, был папа и джентльмены, которые заходили к нам, когда мы жили за городом. А еще в монастырской школе у нас был священник, исповедовавший девочек и произносивший проповедь каждую субботу!
Она немного помолчала и затем продолжила:
— Еще был доктор, итальянец, который притворялся, что бранит меня, потому что я никогда не болела, и еще был учитель музыки.
— Каков он был? — спросил герцог. — Я много слышал об учителях музыки.
— Он был очень, очень старый, — ответила Уна, — но когда-то давно он играл в очень известном оркестре.
Она улыбнулась и продолжала:
— Девочки, которые не хотели учиться, потому что им было скучно, провоцировали его на разговоры о старых днях, и так проходил целый урок, за который им не приходилось сыграть ни одной ноты.
— А вы? — спросил герцог.
— Я нет. Я всегда хотела учиться, хоть и знала, что из меня никогда не получится хорошей пианистки.
— Мы говорили о мужчинах, которых вы знали, — напомнил ей герцог.
— Боюсь, что это и все, — ответила Уна, — если не считать месье Дюбушерона и вас.
— И вы думаете, я в это поверю? — спросил герцог.
— Я думаю… что никого не забыла, — ответила Уна. — Конечно, в школе был почтальон и жандармы, которые обычно регулировали движение, когда мы переходили улицу, чтобы посетить галерею. Они любили подмигивать старшим девочкам, а монахини очень сердились.
— Это все слишком хорошо, чтобы быть правдой, — прошептал герцог.
У него появилось чувство, словно Уна его загипнотизировала.
«Если так пойдет и дальше, — решил он, — скоро я поверю в эту сказку».
Некоторое время он правил лошадьми молча, затем посмотрел на Уну — ожидает ли она продолжения начатого разговора.
К его изумлению, она с восторгом разглядывала улицы, по которым они проезжали, и казалась ничуть не обеспокоенной тем, что он не обращает па нее внимания.
Он удивился, поняв, что это его задевает.
— Где бы вы хотели пообедать сегодня? — спросил он, и Уна обернула к нему лицо.
— Обедать? — спросила она. — Вы хотите сказать — в ресторане?
— Почему бы и нет? Мне кажется, это будет вам интересно, и к тому же у меня будет возможность показать всем очень красивую даму, которая меня сопровождает.
— Вы хотите пригласить мадемуазель Жуан? — спросила Уна.
Герцог бросил на нее быстрый взгляд и ответил:
— Нет, я бы хотел, чтобы мы пообедали вдвоем.
Наступило молчание, потом Уна сказала:
— Мне бы очень этого хотелось, но, боюсь, вы не сможете гордиться мной сегодня вечером, потому что у меня только одно вечернее платье — то, которое я надевала вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51