На кухне, мощенной камнем, у старомодной, неудобной печи хлопотала седовласая служанка, всем своим видом напоминавшая няню: она пыталась научить тощую невнимательную девчонку готовить баранью ногу.— Да пойми же ты, что я тебе говорю, Элен, — внушала она ей резким голосом. — Я в шестой раз повторяю, что мясо нужно все время поливать соком. А ты как будто не понимаешь меня.— Так я ж делаю то, что вы мне говорите, — отвечала девица с раздольным йоркширским акцентом.— Ну, это как посмотреть! — отрезала старшая.Тут она повернула голову, потому что кухонная дверь открылась и молодой голос позвал:— Эбби! Эбби!Эбигейл — так звали старшую — обернулась к вошедшей девушке. Светловолосая и голубоглазая, она могла бы показаться самой типичной англичанкой, но от таковой отличалась совершенно невероятной красотой.Глаза ее, громадные на изящном овальном личике, казалось, вобрали в себя голубизну не весеннего неба, а скорее южного моря.Нежная улыбка касалась мягкого изгиба губ, словно рассвет, проглядывающий сквозь листву деревьев.— Что случилось, мисс Торилья? — спросила старшая.— Письмо, Эбби! Письмо от леди Берил и… Не знаю, поверишь ли ты — она помолвлена и собирается замуж!— И вовремя, — сказала Эбби с фамильярностью старой служанки. — Ее светлости скоро двадцать один, она имеет успех в Лондоне; я давно ожидала этого.— Ну что ж, она уже помолвлена, — повторила Торилья. — И представь, Эбби, она приглашает меня в гости.Торилья расправила лист бумаги и прочитала вслух:Торилья, ты будешь моей подружкой.Я намереваюсь ограничиться только одной, чтобы не создавать себе излишней конкуренции.— Как будто у Берил может быть соперница! — расхохоталась Торилья.Эбби не ответила, и девушка продолжала читать:Ты должна немедленно приехать ко мне… как только получишь это письмо. Не задерживайся. Ты должна мне помочь во многом. У меня столько дел, и я рассчитываю на тебя в выборе моей одежды, в планировании моей свадьбы и, конечно, рассчитываю на твое участие в приемах, где люди захотят познакомиться с моим женихом.— И кто же стал суженым ее светлости? — спросила Эбби.Торилья повернула страницу.— Ты не поверишь, Эбби, — со смехом ответила она, — но Берил не назвала его имени! Как это похоже на кузину! Она всегда забывает о самом главном. Предвижу, сколько хлопот свалится на меня, если, конечно, папа… отпустит меня… к ней.Последние слова девушка произнесла поникшим голосом, и в ее огромных глазах читались сомнение и грусть.— Конечно же, вы должны ехать, мисс Торилья, — решительно сказала Эбби. — Хотя, ей-богу, надеть вам совсем нечего.— Об этом я могу не беспокоиться. Мне впору платья Берил, она всегда была щедра и позволяла носить все, что мне нравилось, даже костюмы для верховой езды. — Торилья на мгновение задумалась и вдруг спросила:— Ой, Эбби, как ты думаешь, мне позволят поездить на лошадях дяди Гектора? Вот бы вновь очутиться на спине чудесного животного!— Не сомневаюсь, что ваш дядя предоставит вам своих лошадей, как прежде, когда вы были ребенком.— Больше всего мне не хватало здесь доброй лошадки, — вздохнула Торилья.— Мне не хватало куда больше всяких разностей, — возразила Эбби, — да и вам тоже, мисс Торилья. Не надо обманывать себя.И Эбби принялась развязывать тесемки коричневого голландского фартука, предназначенного для готовки; он прикрывал второй, ослепительно белый, который она носила поверх серого платья.— Я немедленно начинаю собирать ваши вещи!— Нет, Эбби, подожди, подожди! — остановила ее Торилья. — Я должна спросить папу. Он может не захотеть, чтобы я возвращалась… домой. — Она немного поколебалась и добавила извиняющимся голосом:— Фернфорд был для меня домом семнадцать лет… пока была жива мама…— Именно, мисс Торилья. Там и есть ваш дом! — убеждала ее Эбби. — И вам нечего делать в этом грязном местечке!Торилья улыбнулась. Эбби твердила это, наверное, в тысячный раз.— Ты знаешь, что оно значит для папы, — тихо сказала Торилья.Внезапно хлопнула входная дверь.— А вот и он! — воскликнула девушка. — Поспеши с обедом, Эбби, а то, сама знаешь, он убежит по делам, забыв о еде.Пойду поговорю с ним.Торилья повернулась и выбежала из кухни в узкий мрачный коридор, выходивший в несколько претенциозный холл.Там спиной к двери стоял преподобный Огастес Клиффорд, викарий Барроуфилда.Это был статный, обаятельный мужчина, но выглядел он значительно старше своих лет. Его белая как лунь голова и лицо, изборожденное глубокими морщинами, говорили о нелегкой жизни, требующей огромного напряжения сил.С печатью грусти на челе он опустил на кресло шляпу священнослужителя, однако, завидев приближающуюся к нему Торилью, нежно улыбнулся.— Ну вот я и вернулся, Торилья! — воскликнул он. — И как раз в назначенное время.— Как хорошо, папа! Обед уже готов, — обрадовалась Торилья. — Было бы обидно, если б из-за твоего опоздания погибла прекрасная баранья нога, которую прислал нам фермер Шиптон.— Да, конечно, я не забыл, — сказан викарий, — но если она велика, нам следует поделиться…— Нет, папа! — заявила Торилья тоном, не терпящим возражений. — Делиться нечем. Иди скорее в столовую, мне нужно кое-что сказать тебе.Викарий вошел вслед за дочерью в темноватую комнатку, где в отличие от гостиной окна выходили на фасад дома и смотрели на север.Здесь стояла вполне приличная мебель, которую они привезли с собой с юга, однако шторы были сшиты из дешевого материала, хотя Эбби и Торилья сделали все возможное, чтобы скопировать драпировку, запомнившуюся им по Фернлей-Холлу.Элизабет, младшая сестра графини Фернлей, вышла замуж за Огастеса Клиффорда, служившего тогда куратором в Лондоне, в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер.
1 2 3 4 5 6 7