Ее лицо завораживало, однако его глаза не выражали никакого восхищения, когда он сказал, чуть ли не насмехаясь над нею:— Так он для вас либо тот, либо другой!Прежде чем ответить, она вновь села в кресло и сказала;— Ни тот… и ни другой! Этот человек… похитил меня, и я должна… спастись от него!— Похитил вас? Тогда все решается просто. Вы можете нанять почтовую карету, которая отвезет вас туда, откуда вас похитили.Леди покачала головой в ответ.— Это… невозможно!— Тогда вы, может быть, объясните! Я спрашиваю не из праздного любопытства. Я мог бы — хотя и не беру на себя каких-либо обязательств — помочь вам.Выражение ее лица немедленно изменилось.— О… неужели вы можете помочь мне… неужели это правда? Вы хотите сказать, что могли бы найти корабль для меня… а может быть…Она поколебалась секунду, а затем, словно элегантная одежда джентльмена заставила ее решиться, леди высказала свое предположение:— У вас есть… свое… судно?— Прежде я должен спросить вас, — ответил джентльмен, — почему вы стремитесь бежать и от кого?Леди глубоко вздохнула, прежде чем ответить:— От моей… мачехи!Джентльмен поднял брови. Он не ожидал такого ответа.Затем он сказал:— Пожалуй, для дальнейшего разговора нам следует представиться друг другу. Я — маркиз Элвингтон…Едва он договорил, как леди изумленно вскрикнула:— Я слышала о вас! Вы знаменитый, и конечно, у вас есть яхта. Вот почему вы здесь. О, пожалуйста… пожалуйста, отвезите меня во Францию! Мне необходимо уехать… и быстро!— От человека наверху, который похитил вас?— Да… Я никогда не ожидала… я ни на минуту… не могла представить… что он может вести себя…Она, казалось, не могла подобрать слова и закончила лишь беспомощным жестом своих рук, жестом трогательным и Жалостным.— Я жду, что вы назовете мне ваше имя, — сказал маркиз.— Меня зовут… Ола Милфорд. Мой отец был лордом Милфордом, и мы живем близ Кентербери.— Мне кажется, я слышал это имя, — осторожно сказал маркиз.— Папа не часто посещал Лондон. Он предпочитал жизнь в деревне, ему нездоровилось за два года перед его… смертью.— Вы говорите, что бежите от своей мачехи?— Да… я больше не могу… оставаться с нею! Это… невозможно!— Почему?— Она ненавидит меня! Она сделала мою жизнь несчастной! Она — моя опекунша, но она не отдаст мне ничего из тех денег, которые папа оставил мне. Они предназначены мне, но я не могу… пользоваться ими, пока мне не исполнится… двадцать один год, либо пока я… не выйду замуж.— С этим у вас не будет затруднений, — цинично заметил маркиз.— Вы не понимаете! — возразила Ола Милфорд. — Моя мачеха стала женой папы три года тому назад, когда он был так убит горем после кончины мамы, и она мне… завидует.Она с трудом вымолвила последнее слово, будто испытывала неловкость, открывая истину. Затем продолжила:— Она все время говорит, что желала бы избавиться от меня… Но сама не дает мне никуда пойти… а если в дом приходит какой-нибудь джентльмен, она не позволяет мне говорить с ним… По-моему, она просто хочет сама снова выйти замуж.— Но должны же быть у вас другие родственники, с которыми вы могли бы жить? — предположил маркиз.— Да, — ответила Ола, — я даже говорила ей об этом, но мачеха отказалась обсуждать мой переезд, поскольку боится, что я заберу с собой мои деньги.Она вновь глубоко вздохнула.— Мои деньги — причина всех бед и с моей мачехой, и с моим… кузеном… он сейчас наверху.Она взглянула вверх, и маркиз заметил легкую дрожь, пробежавшую по ее телу.— С вашим кузеном? — спросил он. — А он здесь при чем?— Я была в отчаянии… в абсолютном отчаянии от того, как моя мачеха… обращалась со мной. Вы не можете представить себе, что это такое — жить в атмосфере постоянной ненависти и придирок.— Можно представить, — ответил маркиз. — Продолжайте!— Я решила, что у меня только один выход: вернуться в монастырь близ Парижа, где я училась, и стать монахиней или же — как часто твердит моя мачеха — стать кокоткой!Маркиз испуганно вздрогнул.— Кем-кем? — спросил он. — Вы знаете, что это означает?— Я не знаю… точно, что она имела в виду, — призналась Ола, — но она говорила это тысячу раз: «С такими волосами, как у тебя, тебе надо быть кокоткой, и это все, на что ты пригодна!»Как бы желая продемонстрировать свои слова, она отбросила назад капюшон плаща, которого не снимала с тех пор, как вошла в гостиницу.Пламя огня, казалось, внезапно переметнулось из камина на кресло напротив маркиза.Он видел немало рыжеволосых женщин, но ни у одной из них волосы не блестели столь живым, ярким цветом и не были столь прекрасными, как у этой девушки, Поскольку волосы долго были под меховым капюшоном, они вначале выглядели гладко приглаженными к ее маленькой головке.Но когда она расстегнула накидку, сбросила ее на спинку кресла и пробежалась пальцами по волосам, они будто ожили.Пышные локоны переливались от света огня, и их ясный насыщенный цвет оттенял ее кожу, отчего она казалась почти ослепительно белой, «Неудивительно, — подумал он, — что любая женщина, особенно мачеха, хотела бы избавиться от такой возможной соперницы, которая не просто необычайно красивая, но захватывающе эффектная!»Маркиз почувствовал, что Ола ждет его совета, и сухо сказал:— Я бы не рекомендовал вам становиться ни той ни другой, Вам надо подумать о чем-либо ином.— Я все думаю и думаю об этом, — ответила Ола, — но что я могу предпринять, если мачеха не даст мне денег и не позволит мне жить без нее?— Да, это будет трудно.— У меня сплошные трудности! — резко возразила она. — Уверяю вас, что я не намерена заняться глупостями; просто я поживу с монахинями, чтобы обсудить мое будущее с матерью-настоятельницей, которая всегда была очень добра ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39