они так хотели иметь дочь!
Граф не упоминал о ней в письмах, приходивших в Англию, после того как они эмигрировали из Франции, да и писем этих было не так уж много.
Правда, о сыновьях он тоже не особенно распространялся, больше писал о своих тревогах и опасениях за будущее страны.
«Сона… — произнес про себя Андре. — Какое странное имя! Оно не французское».
Вслух он спросил, обращаясь к Тома:
— Ты слышал когда-нибудь о ком-нибудь по имени Сона? Это женщина.
— Нет, мосье.
— Знаю! — вскричал вдруг Андре. — Я знаю, где слышал это слово! Это же маленький островок недалеко от Санто-Доминго!
— Да, мосье, — подтвердил негр, словно бы тоже припоминая, — так оно и есть.
— Сона! — повторил Андре.
В голову ему пришла одна мысль.
Что если та молоденькая монахиня, та белая девушка, которая кормила в лесу птиц, и есть Сона?
До него доходили рассказы о рабах, которые спасали своих хозяев, хозяек или их детей от разъяренной толпы, горевшей местью и желанием убить их.
Быть может, и с Соной произошло нечто подобное?
Дядя его умер десять лет назад, в то время Соне было лет восемь-девять. Останься она жива, она была бы сейчас примерно такого возраста, как встреченная им в лесу девушка.
Это объясняло также и ложь матери-настоятельницы — она, конечно, испугалась, увидев перед собой мулата, опасного для ее белой послушницы.
— Ничего, я верю, что в конце концов все разрешится, — громко и весело сказал Андре. Тома улыбнулся:
— Дамбаллах — великий и могущественный бог, мосье.
Андре трудно было успокоиться и заснуть после всего увиденного и услышанного сегодняшней ночью, все чувства его были в смятении.
Затаив дыхание и прислушиваясь, он все еще мог различить отдаленную дробь барабанов — она доносилась теперь издалека, но Андре казалось, что эти быстрые удары пульсируют у него в мозгу.
И под эту неумолчную, все убыстрявшуюся дробь голос его дяди говорил с ним, открывая ему то, что он стремился узнать.
Все это казалось совершенно невероятным, невозможным, и все же он не мог дождаться, когда наступит день, не просто потому, что ему не терпелось проверить, правда ли то, что поведал ему голос, но потому, что он жаждал поскорее узнать, действительно ли та юная белая монахиня — Сона, которая откроет ему, где спрятано сокровище.
Андре встал рано, прежде чем Тома пришел будить его, и вышел на балкон, глядя вниз и наслаждаясь великолепием цветущего сада. Яркие, живые, искрящиеся краски восхитительных тропических цветов, кустов и деревьев вспыхивали, сменяя друг друга, словно в волшебном калейдоскопе.
Необычное чувство наполняло его — Андре казалось, что этой ночью он родился заново, и новые, свежие силы, жизнерадостность и отвага влились в его душу и тело, точно дарованные свыше.
Теплый влажный воздух больше не раздражал его, напротив, — взбадривал, побуждая действовать; Андре чувствовал, что он способен сейчас взобраться на самую высокую гору или плыть, опускаясь все глубже в морскую пучину, не ощущая при этом ни малейшей усталости.
Он прошел во дворик к колодцу, чтобы умыться; к тому времени, как Андре оделся, Тома как раз принес ему завтрак.
На импровизированном столике его уже ждали кофе и яйца.
— Спасибо, Тома, что ты взял меня на церемонию воду вчера ночью, — поблагодарил негра Андре. — Надеюсь, теперь-то черная магия «оуанги» Педро не сможет причинить нам зла?
— Дамбаллах защитит мосье, — ответил негр, и, глядя на его улыбающееся лицо, Андре почувствовал, как тот счастлив.
— Теперь я должен узнать, правда ли то, о чем поведал мне ночью Дамбаллах, — сказал Андре. — Приведи мою лошадь, я не могу больше ждать, я должен немедленно найти Сону.
Не говоря ни слова, Тома оседлал лошадь и с улыбкой смотрел на Андре, удаляющегося от него по тропинке.
Затем, не спеша собрав необходимые прутики и листья, он сделал из них магический знак Дамбаллаха, защищающий от злых сил, и установил его против колонны, с которой еще день назад свисала «оуанга» Педро.
Андре спешил по направлению к церкви; подъехав, он готов был немедленно идти в монастырь к матери-игуменье и требовать, чтобы она позвала ту белую послушницу.
Однако потом он подумал, что, если поддастся своему порыву и поступит так необдуманно, она может отказать ему, а девушку спрятать так далеко, что он никогда уже ее не увидит.
Разумнее все же соблюдать осторожность и не забывать, что и мать-игуменья и сама девушка видят в нем своего врага, ведь он — мужчина и притом мулат.
Андре привязал лошадь к тому же столбику, что и вчера, и пошел к церкви, размышляя, что ему делать дальше.
Дверь все так же была открыта.
Войдя, Андре увидел в алтаре фигуры двух женщин.
С внезапным волнением он заметил, что одна из них одета в белое, и хотя она стояла к нему спиной, он узнал девушку, которую видел в лесу.
Другая была намного старше ее, негритянка; на голове у нее были такие же плат и покрывало, как у матери-игуменьи.
Обе они рассматривали росписи. Андре услышал слова монахини в белом:
— Мне кажется, красочный слой начинает слегка шелушиться. Хорошо было бы получить материалы получше из Порт-о-Пренса.
— Кого же мы можем туда послать? — спросила пожилая монахиня.
— Конечно, это далеко, — ответила та, что была в белом, — но всем известно, что в Ле-Капе ничего хорошего достать невозможно.
— Надо обходиться тем, что есть, — решительно возразила старшая, точно желая прекратить бесполезный спор.
— Дайте мне ваши краски, — предложила юная послушница, — и я помогу вам смешивать их.
— Сейчас принесу, — ответила та, что постарше.
Сказав это, она прошла через алтарь и скрылась за внутренней дверью, которая, по-видимому, вела в кельи монахинь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56