Однако поздно было думать об этом. Сейчас важно было только одно — как далеко они с Соной успеют уйти, прежде чем солдаты настигнут их, схватят и, без сомнения, убьют.
Андре не стал даже выспрашивать у Тома, откуда барабанам стало известно о том, что ему угрожает опасность. Достаточно того, что его вовремя предупредили, того, что ему дали возможность попытаться спасти Сону и спастись самому.
Он натянул сапоги, схватил обе сумки и выбежал на улицу; Тома уже поджидал его у дома с тремя лошадьми, к седлам которых были привязаны их пожитки.
Андре взял вожжи из рук негра и протянул ему сумку с золотыми монетами.
— Положи ее в свой узел. Тома, — попросил он, — а другую привяжи к моему.
Слуга мгновенно выполнил его приказание.
Затем, не тратя слов понапрасну, Андре вскочил на свою лошадь; Тома следовал за ним, ведя на поводу третью лошадь — для Соны.
Глава 7

Звездный свет и бледная луна, уже поднявшаяся над горизонтом, освещали им дорогу, и всадники быстро добрались до монастыря.
Ничто не нарушало царившего вокруг покоя и тишины; медный колокольчик на дверях лесной обители блестел в призрачном лунном свете.
Андре спешился и, отдав поводья Тома, уже протянул было руку к колокольчику, но вдруг передумал.
Он представил себе, как этот резкий звон разорвет тишину, привлекая излишнее внимание, весьма нежелательное в данных обстоятельствах. Вместо этого Андре сильно постучал в дверь, затем, немного выждав, постучал еще раз.
Дверь открылась неожиданно быстро, и на пороге появилась очень старая монахиня.
— Кто там? — спросила она дребезжащим голосом, высунувшись в темноту.
— Мне нужно немедленно видеть сестру Девотэ и мать-игуменью! — ответил Андре. — Только не бойтесь, ничего страшного не произошло.
— Сестру Девотэ? — переспросила старушка, словно не расслышав.
— И мать-игуменью, — повторил Андре немного громче.
Монахиня отступила, будто собираясь захлопнуть за собой дверь, но, прежде чем она успела это сделать, Андре уже вошел внутрь.
Она взглянула на нею как-то испуганно и неуверенно, и Андре поспешил ее успокоить, говоря мягко, но в то же время властно и повелительно:
— Пожалуйста, предупредите матушку-настоятельницу сейчас же и как можно скорее разбудите сестру Девотэ.
Монахиня зашаркала прочь, волоча ноги по выложенному каменными плитами полу.
Андре остался дожидаться, еле сдерживая нетерпение, ощущая в то же время какую-то удивительную атмосферу чистоты и святости, царившую в обители.
Он прекрасно понимал, как дорога сейчас каждая секунда, и думал только, как им повезло, что барабаны воду вовремя предупредили их о надвигающейся опасности, давая ему и Соне возможность скрыться.
В дальнем конце коридора послышался звук шагов, и, вглядываясь в темноту, Андре с облегчением увидел, что мать-игуменья уже спешит к нему.
Она была полностью одета; Андре решил, что монахиня, вероятно, не ложилась, выстаивая всенощную, так что не было необходимости будить ее.
Она шла удивительно быстро для ее преклонных лег и, подойдя к Андре, не ожидая, что он ей скажет, тут же спросила:
— Опасность?
Андре кивнул головой:
— Мой слуга слышал барабаны воду; они говорят, что солдаты идут по моему следу.
— Тогда вам нужно уходить! Быстро, немедленно! — воскликнула мать-игуменья.
— Я возьму с собой Сону, я хочу увезти ее в Англию, — сказал Андре. — Там она будет в безопасности.
— Да, она уже говорила мне, я знаю. — Мать-игуменья секунду поколебалась, потом добавила:
— Она сказала мне также, что вы любите друг друга.
— Она станет моей женой, как только представится такая возможность.
Лицо старой женщины засветилось радостью, Андре добавил:
— Благодарю вас за все: за то, что вы оберегали и воспитывали ее. Без вас она не смогла бы выжить, вы спасли ее!
— Ваш дядя был мужественным человеком, он погиб, не запятнав своей чести, как и вся его семья, — ответила мать-игуменья.
— Так Сона сказала вам, кто я? — удивился Андре.
— Да, и я очень рада, что вы заберете ее с собой. Это не жизнь для нее, она была бы несчастна, живя тут, в заточении, и рано или поздно ее все равно нашли бы.
— Вы очень мудрая женщина, вы все понимаете, — восхитился Андре.
В этот момент послышался топот ножек, бегущих по каменному полу, и мгновение спустя Сона была уже рядом с ними.
Андре с жадным нетерпением устремил взгляд в ее сторону и тут же застыл, ошеломленный увиденным, не в силах произнести ни слова.
Точно понимая, что происходит сейчас в его душе, мать-настоятельница мягко заговорила:
— Это только разумная предосторожность. Было бы опасно, слишком опасно какой-либо белой женщине появиться сейчас в Ле-Капе.
Андре прекрасно понимал, почему Соне необходимо было тоже изменить внешность, и в то же время это был ужасный удар.
Кожа ее, прежде такая нежная, почти прозрачная, придававшая всему ее облику неотразимую прелесть, приобрела теперь смуглый, коричневатый оттенок, такой же темный, как и у него.
К тому же на ней была теперь накидка, а на голове — черный платок, как у самой матери-игуменьи.
В первый момент Андре был просто в ужасе, что существо, столь прекрасное, как Сона, должно было так неузнаваемо измениться. Потом он увидел ее умоляющие глаза, поднятые к нему, словно прося понять и не казнить ее за это превращение, и Андре, заставив себя улыбнуться, постарался успокоить девушку:
— Ты все так же прекрасна, любовь моя, однако мне следует поостеречься: не могу же я произносить свои признания, когда на тебе этот наряд!
Андре почувствовал, что слова его и весь его легкий, веселый тон немного рассеяли тревогу Соны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56