— Я приехал в эти края, чтобы поохотиться на фазанов, — сказал он. — Надеюсь, вы не забудете пригласить меня?
— Вряд ли мы забудем об этом, сир, — ответила Корнелия.
Король рассмеялся, и до Корнелии долетел снаружи его шутливый голос, когда он усаживался в экипаж и прощался с герцогом.
Прочие гости после торопливой суеты с плащами и мехами, шляпами и накидками, скрывшими искусно причесанные головки, попрощавшись, отбыли вслед.
И тут Корнелию охватил страх, почти паника.
Не отваживаясь обернуться, она вернулась в гостиную. Сон закончился, и вернулась реальность.
С того момента, как он, бледный и пораженный, произнес ее имя в холле, Корнелия не осмеливалась встретиться глазами с герцогом. Но у него было время прийти в себя, время, чтобы осмыслить то, что сделала она.
Корнелия ощутила необычайный холод. В камине горел огонь, и она, трепеща, протянула к нему руки. Простит ли он ее за то, что она выставила его дураком? Любовь, что может выдержать беды и тяжкие утраты, зачастую улетучивается при звуке смеха.
Не возненавидел ли герцог ее за то, что она сделала? Корнелия услыхала, как дверь в дальнем конце гостиной отворилась, и поняла, что не осмелится повернуться, не отважится взглянуть герцогу в лицо. До нее донеслись звуки осторожно приближающихся к ней шагов. Как часто сердце ее прыгало в груди от этих звуков? Теперь оно только трепетало.
Герцог подошел к ней очень близко, но голова ее была наклонена вниз. Она пристально смотрела на огонь, от которого, казалось, не исходило никакого жара.
— Это все правда — или я сошел с ума? — спросил герцог, и Корнелии показалось, что голос его не зол, но серьезен.
— Это правда.
Она нашла в себе силы произнести эти слова, но ей потребовалось приложить физическое усилие, чтобы шевельнуть онемевшими губами.
— Ты — Дезире, и Дезире — это Корнелия.
— Да.
— Как я мог оказаться таким слепцом?
— Видят то, что ожидают увидеть, — повторила Корнелия слова Рене. — Вы ведь не ожидали встретить свою жену у «Максима».
— Конечно, нет.
Воцарилось молчание. Хотя Корнелия не решалась по-прежнему поднять голову, но она знала, что герцог внимательно смотрит на нее, изучая ее лицо и, возможно, пытаясь найти какое-то сходство между двумя женщинами, которые в действительности оказались одной.
— Все дело в этой маскировке, в этих уродующих очках, — наконец произнес он. — Но я все еще не совсем понимаю — ты говорила мне, что ненавидишь меня, и я поверил в это. Но Дезире никогда не проявляла ненависти ко мне.
— Я… говорила, что я… ненавижу вас, — запинаясь, сказала Корнелия, — но… это было… не правдой.
Помолчав, он спросил недоверчиво:
— Ты хочешь сказать, что, когда ты вышла замуж за меня, ты была неравнодушна ко мне?
— Я… любила вас, — Корнелия с трудом выдавила эти слова, но герцог расслышал их.
— Боже! Бедное дитя. Я и понятия не имел.
— Нет… я знаю… вы не знали об этом.
— Я, должно быть, сделал тебя очень несчастной.
— Я воображала… что… вы тоже любите меня.
— Какая необычайная жестокость! Слепец!
Дурак! Ты простишь меня?
— Я думаю… я… простила вас.
— В таком случае не взглянешь ли на меня?
Корнелия ощутила, как ее вновь охватывает паника, но не от страха, а от счастья, стремление убежать от такого сильного переживания. Настолько сильного, что это было почти невыносимо. Корнелия была не в силах шевельнуться и стояла, потупив глаза, чувствуя, как ее заливает волна сладостного и восхитительного смущения — смущения женщины, капитулирующей перед мужчиной.
— Посмотри на меня!
Слова эти прозвучали властным и категорическим приказом. Когда Корнелия затрепетала, не в силах подчиниться ему, герцог повторил снова:
— Пожалуйста, Дезире, посмотри на меня.
В его голосе прозвучали нотки мольбы, и она не смогла устоять. Корнелия почти вызывающе повернула голову в его сторону и увидела, как в глазах герцога сверкает пламя страсти, сдерживаемое, но такое же властное и могучее, как в ту ночь, когда он сжимал ее в своих объятиях и сделал ее своей.
— О, моя дорогая, моя маленькая, моя любовь, — сказал он мягко, — как ты могла убежать от меня?
Как ты могла обречь меня на такие страдания, которые я испытал за последние два дня?
— Я должна была увериться, — пробормотала Корнелия.
Ей было тяжело говорить, кровь стучала в ее висках. Все кружилось вокруг нее, когда она заглядывала герцогу в глаза.
— Ты никогда в жизни не страдала так, как страдал я, — сказал он. — Временами мне казалось, что я схожу с ума при мысли, что могу потерять тебя.
— Я… должна была увериться, — повторила Корнелия.
— Тот человек, которого ты любила… мысли о нем толкали меня к убийству. Я был в состоянии убить его и радоваться делу своих рук!
— Я говорила о вас.
— Вероятно, это была неплохая идея. Во всяком случае, я теперь знаю, что такое сходить с ума от ревности.
Герцог внезапно улыбнулся:
— Возможно, будет безопаснее, если ты вновь наденешь свои темные очки.
— Нет, никогда! — воскликнула Корнелия. — Я их выбросила.
— Может, нам стоит также выбросить и все наши несчастья и непонимание?
— Я рассчитываю на это.
— О боже! Все эти длинные дни в Париже! — воскликнул герцог. — Я изнывал от скуки и подсчитывал часы, которые должны проползти, прежде чем я смогу увидеть Дезире. Как же ты смогла разыграть меня так умно? Как ты сумела мучить с такой дьявольской изобретательностью?
Корнелия улыбнулась.
— Порой это было нелегко, — сказала она. — Но я тоже с нетерпением ждала… вечера.
— Ты свела меня с ума, — сказал герцог. — Эти ночи, когда ты не позволяла прикоснуться к тебе, не разрешала даже держать тебя за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79