Она была уверена, что проницательность ее не обманывает: Морин любит отца, а отец — ее, может быть, не так, как он любил ее мать, но хотя бы как чудесного товарища и мягкого, славного человека.
Оглядываясь назад, Сэмела подумала, что в последние годы ей следовало убедить отца активнее участвовать в делах графства и больше времени проводить с друзьями.
Ей нужно было отмести его возражения и приглашать больше гостей в Прайори, даже если они не имели возможности угостить их как следует.
Настоящие друзья не обращали бы внимания, что они едят и пьют, если бы имели возможность говорить с отцом и чувствовать, как он умен, интеллигентен и обаятелен.
Оправданием служила лишь ее молодость. И она настолько радовалась тому, что они счастливы вдвоем с отцом, что не понимала, как мужчина нуждается в женщине, которую мог бы любить и которая любила бы его.
«Кроме того, — думала она теперь, — если Господь будет милостив, то отец еще мог бы иметь сына, который унаследовал бы его титул и имение. Я знаю, если он женится на Морин, все будет хорошо», — говорила она себе и все же беспокоилась, что в последний момент гордость, характерная для Уиннов, окажется сильнее и неукротимее любви.
«Боженька, пожалуйста, помоги ему», — молилась Сэмела.
Она помнила, как часто ее молитвы находили отклик, но помнила и как столь же часто ее мольбы о том, чтобы Бог послал им денег, оставались неуслышанными.
Потом ей вдруг пришло в голову, что в данном случае одно влечет за собой другое.
Сэмела сидела у открытого окна, вглядываясь в ночное небо, на котором появились звезды. Потом ей пришло в голову, что она забыла помолиться о себе.
Она была не так глупа, чтобы не понимать: герцог, просивший ее руки, не может любить ее, ни разу не увидев.
Из книг она почерпнула сведения, что, когда дело касается королевских семей и семей знатных аристократов, их браки заключаются не по любви, а по расчету.
В таких случаях речь могла идти вовсе не о любви мужчины и женщины, а о знатности, богатстве и прочих преимуществах, на которые могут рассчитывать жених и невеста.
Сэмела понимала, что такие браки начинаются с официального договора, в котором перечисляются земли, товары и деньги, получаемые той или другой стороной.
Этот договор официально утверждался священником, так как в большинстве случаев он был единственным человеком в деревне, умевшим читать.
Наряду с гражданским договором молодые получали благословение священника, которое со временем превратилось в церковный обряд венчания.
Герцогу Бакхерсту нужна жена потому, что этого требует его положение, рассудила Сэмела, и, в конечном счете, ему понадобится наследник титула.
То, что он выбрал именно ее, было необъяснимо: по какой-то странной причине, которая ей была абсолютно непонятна, он предпочел семью Кенуин другим аристократам, которые, по ее глубокому убеждению, лишь мечтали бы породниться с Бакхерстами.
«Мне повезло, ужасно повезло, — говорила она, обращаясь к звездам. — Но, пожалуйста, пусть я покажусь чересчур жадной, мне нужно больше. Я хочу, чтобы он полюбил меня, и даже если это будет тяжело, прошу тебя, Боже, сделай это!»
Она вздохнула и шепотом продолжила:
«Когда он увидит меня, сделай так, чтобы его сердце рванулось ко мне, чтобы он понял, что я — та невеста, которая предназначена ему самой судьбой, и что мы встретились с ним вновь после, возможно, тысячи лет разлуки».
Все это было результатом ее начитанности, ее грез и фантазий, но она была уверена, что все будет именно так.
Еще Сэмеле казалось, что на герцоге будут вовсе не привычные одежды, принятые в его кругу, но сияющие серебром доспехи, а она сама будет в средневековом платье с длинными рукавами и в остроконечном головном уборе с длинной, до земли, вуалью.
Потом она посмеялась над своими фантазиями.
«Ну и странно я бы выглядела в таком наряде на венчании!»
Но, смеясь над собой, Сэмела знала, что ее сердце все равно стремится к звездам, и молилась о любви.
Потом она услышала, как позади нее отворилась дверь, и с минуту ей было ужасно тяжело вернуться на землю, над которой в этот момент она плыла на волшебном ковре.
Она повернулась и при свете свечи, горевшей у изголовья кровати, увидела, что в комнату заглядывает Морин.
Она спрыгнула с подоконника, а Морин бросилась ей навстречу и обняла, и Сэмела слышала биение ее сердца.
— Милая, милая Сэмела! — воскликнула она. — Все в порядке! Твой папа любит меня! Мы поженимся, и я буду жить здесь, в этом потрясающе красивом доме, и буду ухаживать за ним!
Сэмела ахнула от восторга.
Потом она увидела, что по щекам Морин струятся слезы, глаза ее сияют как звезды.

Глава 4
Герцог приехал домой вечером накануне венчания в крайне скверном настроении.
У него хватило честности признаться себе, что он сам виноват в том, что позволил баронессе уговорить себя задержаться в Лестершире дольше, чем было возможно.
Кроме того, когда, уже из Лондона, он намеревался наконец выехать в Бакхерст-парк, выяснилось, что муж баронессы отправился на важную встречу в Голландию, и потому она осталась одна в посольстве.
Перед таким искушением или, точнее, перед этой искусительницей было невозможно устоять, и герцог продолжал наслаждаться связью, которая становилась все более стремительной и пылкой, ибо они оба сознавали, что время на исходе и его невеста ждет жениха.
Более того, Эдмунд набрался наглости заявить, что очень сомневается в том, что у герцога когда-либо появится наследник. Якобы вскоре после рождения Бак был проклят колдуньей, предсказавшей, что его сын никогда не унаследует герцогство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40