— Мне так хотелось, когда мы подъезжали с папой к церкви, показаться вам достаточно хорошенькой для того, чтобы выступать в роли вашей невесты.
В ее голосе послышалась такое разочарование, что герцог был вынужден оправдаться:
— Понимаете ли, я нервничал, ведь я впервые венчался, а, впрочем, возможно, из-за сотрясения мозга я просто забыл свои впечатления о венчании.
— А для меня оно было поистине… потрясающим!
Но тут же, словно испугавшись своей восторженности, Сэмела поспешила сказать:
— Я сохраню свое свадебное платье и, когда вам станет получше, надену его, чтобы вы увидели, какое оно красивое. А возможно, я буду надевать его в каждую годовщину нашей свадьбы, если только не потолстею.
— Это, по-моему, вам не грозит.
По тону герцога девушка не могла понять, было ли это комплиментом, но не успела задуматься об этом, так как их позвали обедать.
Обед был подан в помещении, называвшемся в доме герцога «малой столовой», очень симпатичной комнате овальной формы, декорированной Робертом Адамом в его любимых тонах, напоминающих зелень листьев, с нишами, в которых стояли мраморные скульптуры, изображающие богов.
— Когда вы сидите здесь, не возникает ли у вас такого ощущения, что вы — один из богов на Олимпе и находитесь здесь в окружении других богов?
— Уж не возвели ли вы меня из рыцаря-крестоносца в сан Аполлона или Зевса?
— Конечно, Аполлона! Помните, как хорош он там, где изображен вместе с конями?!
Герцог рассмеялся.
Когда они оживленно заспорили, были ли лошади у греков так же хороши, как чистокровные английские скакуны, он подумал, что Сэмела находит все новые темы для разговора и ему приходится напрягать свой мозг, чтобы не ударить лицом в грязь и достойно вести диалог и отвечать на ее вопросы.
Он уже узнал, что она не только любит лошадей и верховую езду, но и весьма сведуща в коневодстве.
— Откуда вы почерпнули столько сведений о лошадях лорда Дерби? — спросил он, когда они углубились в эту тему.
— Благодаря папе. Хотя сам он не мог позволить себе держать таких лошадей, он ежедневно читал помимо «Таймс» и спортивную газету.
Бакхерст решил, что, видимо, она также читала отчеты о его выступлениях в парламенте и, должно быть, от корки до корки изучала спортивные газеты, чтобы стать настолько сведущей в областях, в которых он сам был докой.
— Мне сказали, что, пока я спал, вы успели осмотреть конюшни.
— Я не могла удержаться. Мне еще не доводилось видеть таких изумительных лошадей! Я долго беседовала с Рыжим Строптивцем, и, по-моему, он пообещал мне, что больше не будет себя так вести с вами, как в прошлый раз.
— Если вы сделаете его ручным, я буду ужасно раздосадован.
— Не думаю, что это возможно, — серьезно ответила Сэмела, — но если он снова поступит с вами как тогда, у меня… не выдержит сердце.
Герцог заметил, что при этих словах у нее дрогнул голос. Но он решил, что не стоит обращать на это внимание.
Его отнюдь не радовало, что любовь его молодой жены к нему растет день ото дня: он боялся, что, когда он вернется к нормальной жизни, ей тяжело будет привыкнуть к его отлучкам.
«Я не хочу сделать ей больно, — думал он. — Но у меня должна быть своя жизнь, и ей придется примириться с этим».
Когда они пообедали, он физически ощутил ее возбуждение в предвкушении совместной прогулки, и это показалось ему очень трогательным.
Женщины, с которыми он прежде проводил время, испытывали возбуждение лишь от того, что он желал их, а Сэмела, напротив, была взволнована желанием доставить ему удовольствие и поделиться наслаждением от зрелища распускающихся орхидей.
Ему пришло в голову, что было бы интересно посмотреть, как она отреагирует, если он преподнесет ей подарок. Тут он вспомнил, насколько был рассеянным, ничего не подарив ей даже ко дню свадьбы.
Сэмела открыла дверь в оранжерею, построенную в начале предыдущего века и служившую блестящим примером архитектурного стиля эпохи королей Георгов.
Через высокие окна пробивались яркие солнечные лучи, бросавшие блики на лепестки цветов, целиком заполнивших длинное узкое помещение всем богатством оттенков цветочной палитры и оттененных темной зеленью пальм и экзотических кустарников, с которыми с недавнего времени экспериментировал герцог.
В центре оранжереи журчали струи воды в каменном фонтане. Когда они подошли к нему, Сэмела вложила свою ладонь в руку герцога, и он увидел захватывающую картину — бело-розовые орхидеи, привезенные им из Индии. Они были такими миниатюрными, очаровательными и трогательными со своими обращенными к солнцу звездообразными лепестками, что у герцога мелькнула мысль об их удивительном сходстве с Сэмелой.
Выходило, что, когда он нашел их в Индии и привез в Англию, он думал о ней.
Он крепко сжал ее ладонь и ощутил волны радости и возбуждения, исходившие от нее. Он также чувствовал, что она с нетерпением ждет его реакции.
Он молчал, и наконец она тихо спросила:
— Вы… довольны?
— Я восхищен! И, думаю, поскольку они еще не названы, следует их назвать вашим именем.
Сэмела ахнула:
— Вы серьезно… вы правда хотите это сделать? О, какой подарок! Спасибо… спасибо!
Герцог обернулся: ее лицо было обращено к нему, глаза сияли, и ему показалось, что радость так захлестнула его жену, что она готова броситься ему на шею и расцеловать.
Ему вдруг показалось, что сейчас подходящий момент для того, чтобы впервые поцеловать ее, но в эту самую минуту их прервали: в оранжерею вошел Хигсон.
— В чем дело? — спросил его герцог.
— С визитом приехала баронесса фон Шлютер, — запыхавшись, сказал дворецкий. — Ее милость говорит, что оказалась по соседству и очень хотела бы переговорить с вашей светлостью перед возвращением в Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40