— Куда?
— Не бойся. Опустимся немного. — Он указал вперед подбородком. — Смотри.
Калабати всматривалась в тени. И вдруг она увидела глаза. Внизу раздавался неприятный шорох. И только здесь, только сейчас Калабати поняла, что, несмотря на доказательства, несмотря на то, что поведал ей Джек, она так по-настоящему и не поверила в то, что ракшасы могут быть в Нью-Йорке. Но они здесь были.
Ей нечего бояться, ведь она Хранительница, но все же Калабати была объята ужасом. Чем ниже опускалась платформа, тем больше возрастал страх Калабати, который достигал предела, и она уже находилась на грани истерики. У нее пересохли губы, а сердце стучало так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
— Остановись, Кусум! — выдавила она шепотом.
— Не бойся! Они не видят тебя.
Калабати знала это, но не могла совладать с собой.
— Остановись! Я хочу назад!
Кусум нажал кнопку. Платформа остановилась. Кусум посмотрел на сестру как на чужую, и платформа начала подниматься. Калабати, удаляясь от ракшасов, слегка успокоилась, но прекрасно понимала, что разочаровала Кусума.
И ничего с этим не поделаешь. Она изменилась. Она не была больше той маленькой сироткой, которая смотрела на своего брата как на второго человека после Бога, которая собиралась найти способ оживить ракшасов и вернуть Храму-на-Холмах былое величие. Маленькой девочки больше не было. Она стала частью мира. Уехав из Индии, она поняла, что жить вне родины куда интересней, и хотела и дальше оставаться здесь.
Но Кусум был не таков. Его сердце и разум всегда принадлежали мрачным руинам, находящимся на холмах вблизи Бхарангпура. Для него не было жизни вне Индии. И даже там, в Индии, его яростный индуистский фундаментализм делал его чужаком. Он боготворил прошлое своей страны, поклонялся той стране, которую хотел возродить.
Когда платформа остановилась, Калабати успокоилась и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Она никогда бы не подумала, каким приятным может быть воздух в удушливом Нью-Йорке. Кусум провел ее к железной двери, открыл ее, и они оказались в меблированной каюте.
Калабати присела, а Кусум оставался стоять и пристально смотреть на нее. Она же опустила голову, боясь встретиться с братом взглядом. С тех пор как они поднялись из трюма, ни один не проронил ни слова. Кусум подавлял се, заставляя чувствовать себя нашалившим ребенком. И она не могла бороться с этим. Он имел право чувствовать, так как чувствовал.
— Я привез тебя сюда, надеясь поделиться планами на будущее, — наконец сказал Кусум. — Теперь вижу — ошибался. Ты потеряла всякую связь со своим прошлым. Ты стала такой же, как и миллионы других бездушных людей.
— Расскажи мне о своих планах, — проговорила Калабати, ощущая боль в его словах. — Я хочу услышать о них.
— Услышишь. Но будешь ли слушать? — спросил Кусум и, не ожидая, что она ответит, сказал: — Не думаю. Я собирался рассказать тебе о том, как хотел использовать ракшасов, чтобы вернуться на родину. Они могли бы освободить нашу страну от тех, кто делает Индию такой, какой она не должна быть; кто ведет ее в неправильном направлении; кто хочет сделать из нее вторую Америку.
— Это уже политические амбиции!
— Не амбиции, а миссия!
Калабати снова видела безумный лихорадочный блеск в глазах брата, и он пугал ее не меньше, чем ракшасы. Но ей удалось сохранить спокойствие в голосе.
— Ты помешался на политике и хочешь использовать ракшасов для достижения своих целей.
— Пойми, только через политическую власть можно вернуть Индию на путь истинный. Ракшасы мне были даны не только для того, чтобы выполнить клятву. Основная цель гораздо выше, и я призван выполнить эту высокую миссию.
Калабати прекрасно знала, к чему он ведет.
— Хиндутву?
— Да, Хиндутву! Воссоединение Индии на основе индуистских правил. Мы аннулируем совершенное Англией в 1947 году, когда они ввели Пенджаб в состав Пакистана, и разделим Бенгалию. Если бы только тогда у меня были ракшасы, лорд Маунтбаттен ни за что не уехал из Индии живым. Ему повезло, он умер и не попал мне в руки. Поэтому я положу свою жизнь на то, чтобы бороться и уничтожить идеи этого предателя, изменника родины, который внушал нашим людям смириться с владычеством англичан и не сопротивляться.
Калабати по-настоящему разозлилась.
— Ганди имеешь в виду? Ты не мог бы...
— Бедная Бати. — Он улыбнулся, заметив злость, появившуюся у нее на лице. — Я действительно разочарован, что ты так ничего и не поняла. Неужели ты действительно думаешь, что после той роли, которую он сыграл в разделении моей страны, я буду сидеть сложа руки?
— Но Саваркар был с...
— Да, Саваркар стоял за Годзе и Апте — исполнителями убийства, он пытался выполнить свое предназначение. Но кто, как ты думаешь, стоял за Саваркаром?
Нет! Не может быть! Неужели ее брат — человек, которого некоторые их соотечественники называют «преступником века»?
Но Кусум продолжал говорить, а она заставила себя слушать.
— ...Мы хотим возвращения Восточной Бенгалии. Бенгалия должна быть единой.
— Но ведь Восточная Бенгалия теперь — Бангладеш. Ты же не думаешь...
Я найду возможность. У меня есть время и ракшасы. Я найду способ, поверь мне.
Комната завертелась в глазах Калабати. Кусум, ее брат, ее приемный отец, опора ее жизни все эти годы, все дальше и дальше отдалялся от реальной жизни, отдавая себя целиком мести и фантазиям о власти, которые родились в его воспаленном воображении.
Кусум сошел с ума. И осознание этого убивало Калабати. Она всю ночь пыталась игнорировать правду, но больше этого нельзя было делать. Она должна уйти от Кусума. Бежать!
— Если кто и может найти способ, то, безусловно, это ты, — сказала Калабати, вставая, чтобы уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132