Наши гости замерзли и промокли.
– Да, – поддержал ее Джек, – а как быть с дождем? Мы немного...
– Ерунда! Возродившийся к жизни огонь Халеакалы высушит вашу одежду и вернет вам силы.
– Отправляйся один, Моки, – сказала Калабати, – без нас Церемония вполне может состояться, а вот без тебя ничего не получится.
В глазах Моки легко можно было прочесть: «Оставить тебя здесь, с твоим бывшим любовником? Ты за дурака меня считаешь?» Он обернулся к Джеку:
– Если вы не пойдете, я это сочту оскорблением.
– Гостям не пристало оскорблять хозяина, – сказал огромный вьетнамец.
Калабати заметила, как Джек и Ба быстро переглянулись между собой, потом Джек повернулся к Моки:
– Мы не можем отказаться от такой чести. Ведите нас.
Калабати тряслась в «исуцу-трупер», который вел Моки к освещенной пламенем вершине Халеакалы.
– А что это за церемония? – спросил Джек, сидевший позади Калабати.
– Скоро сами увидите, – ответил Моки.
– Это традиционный обряд или что-то другое?
– Не совсем традиционный, – ответил Моки, – хотя и с элементами традиционных обрядов – древние гавайцы часто приносили жертвы в честь Пеле. Но этот обряд я сам придумал.
Оборачиваясь назад, Калабати видела лишь силуэты Джека и его немногословного спутника.
– Пеле? – переспросил Джек.
– Это гавайская богиня огня, – пояснила Калабати, – повелительница вулканов.
– Что же будем там делать? Бросать в пропасть ананасы и кокосовые орехи?
Моки рассмеялся, поворачивая машину:
– Пеле не нужны ни фрукты, ни кокосы. Она требует настоящие жертвы – людей.
Джек хмыкнул.
– Он не шутит, – сказала Калабати.
Джек ничего не ответил, но даже в темноте женщина почувствовала на себе его взгляд. Она понимала его немой вопрос: как могла она дойти до такого? Ей хотелось все объяснить, но при Моки это было невозможно.
По мере приближения к Красной горе и обсерватории дорога становилась все лучше. Моки остановил машину примерно в четверти мили от вершины, и они вчетвером пошли пешком к кромке кратера, освещаемые холодным светом какой-то странной луны.
А там, примерно милей ниже, бушевало пламя. Бурлящий центр кратера – конечная точка, куда по каким-то неведомым каналам доставлялась расплавленная начинка земли, – находился в постоянном движении. Пузыри вздымались и лопались на его подернутой рябью поверхности, разбрызгивая во все стороны жидкую лаву.
Гейзеры лавы били вверх, словно фонтаны воды, выбрасываемые китом, образуя в воздухе оранжевые арки высотой в тысячи футов. И среди этого хаоса, среди вакханалии всеобщего разрушения неизменным оставался только вливающийся в океан раскаленный поток.
Даже здесь, на высоте тысячи футов, несмотря на холодный ветер, дующий в спину, их обдавало жаром вулкана. Калабати наблюдала, как Джек согревает руки, вытянув их перед собой, как поворачивается мокрой спиной к пламени. Он, должно быть, совсем закоченел. Азиат тоже поворачивался в разные стороны, просушивая одежду.
– Я понял, почему Пеле стала вести себя так хуху, – говорил Моки, стараясь перекричать гул Халеакалы, – она увидела, как ее народ отходит от древнего образа жизни и становится малихини по отношению к своим собственным традициям. Она подает нам знак.
Джек не отрываясь смотрел на огонь.
– Я бы сказал, что она весьма чувствительная дама.
– О! – воскликнул Моки, посмотрев вправо. – Вот и остальные участники церемонии прибыли. Теперь можно начинать.
Он пошел навстречу ниихаусцам. Старший из них – алии – приподнял свой головной убор из перьев, и все преклонили колени перед Моки.
Калабати почувствовала, как чья-то холодная ладонь ежа ее руку. Это был Джек.
– Он ведь просто валяет дурака, когда говорит о человеческих жертвоприношениях, правда? Полагаю, сейчас будет представление с участием Боба Хопа, Бинга Кросби и Дороти Ламор.
Калабати трудно было выдержать его взгляд.
– Очень жаль, но он говорил все это вполне серьезно. Эти люди в убранстве из перьев – последние чистокровные гавайцы с запретного острова Ниихау, ведущие традиционный образ жизни. Прошлой ночью Моки вышел к ним и объявил, что он – Мауи.
Джек посмотрел на нее широко раскрытыми глазами:
– Он что, считает себя островом?
– Нет. Он, конечно, безумен, но не до такой степени. Мауи – это бог, который пришел сюда много веков назад, изловил солнце и заставил его удлинить день. Когда Моки сказал им, что он – Мауи, ниихаусцы не поверили. И один из них проткнул ему грудь копьем.
Джек посмотрел в ту сторону, где стоял Моки, беседуя с ниихаусским алии.
– Ты хочешь сказать, пытался проткнуть ему грудь?
– Нет. Копье вошло глубоко, вот здесь.
Она дотронулась до того места, где у Джека находилось сердце. Ей с самого начала хотелось потрогать его, чтобы убедиться, что он действительно жив и находится здесь. Это оказалось правдой.
Джек бросил на нее быстрый взгляд, потом снова стал наблюдать за Моки.
– Это из-за ожерелья?
Калабати кивнула.
– Когда я носил его, оно не действовало таким образом.
– Оно никогда так не действовало, кто бы его ни носил. Что-то с ним произошло. Его силу стимулировали, заставили действовать активнее, только я не знаю, каким образом.
– Зато я знаю, – сказал Джек, не сводя глаз с Моки.
– Ты знаешь? Откуда ты можешь знать?..
– Вот за этим я сюда и приехал. Там, в Нью-Йорке, есть один человек, которому, может быть, удастся вернуть наш мир в нормальное состояние. Но чтобы это сделать, ему нужно ожерелье.
Калабати передернуло от мысли, что ей придется отдать какому-то незнакомцу второе ожерелье. Она отвернулась, посмотрела на Моки, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, как ниихаусец средних лет поднялся и стал приближаться к Моки с поднятым ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140