— Богатая задница — это все равно задница.
— Я буду жаловаться в совет больницы и в медицинское общество. Ты еще меня узнаешь!
— Я знаю тебя достаточно, — усмехнулся Алан и повесил трубку.
Он был недоволен тем, что позволил себе опуститься до ругани, хотя и не мог не признать, что на этот раз она доставила ему явное удовольствие. Часы показывали 9.30. Теперь ему придется наверстывать упущенное все утро.
* * *
Настроение Алана несколько улучшилось после того, как он увидел Соню Андерсен, ожидавшую его в смотровой комнате. Это была хорошенькая десятилетняя девочка, которую он наблюдал в течение трех лет. Алан мысленно пробежал глазами по страницам ее истории болезни. До четырех лет Соня была вполне нормальным ребенком. Потом она заразилась от своей старшей сестры ветряной оспой. К несчастью, заболевание дало осложнение, у Сони развился менингит, в результате чего она стала страдать конвульсиями и оглохла на правое ухо. Однако это была мужественная девочка, терпеливо переносившая свои страдания и выполнявшая все предписания врачей. В последний год дела у нее пошли на поправку — припадков почти не наблюдалось, и лекарство, которое она принимала дважды в день, не давало побочных эффектов.
В руках Соня держала небольшой магнитофон, на шее у нее болтались легкие наушники.
— Смотрите, что у меня есть, доктор Балмер! — Лицо ее излучало радость. Девочка приветливо улыбалась Алану.
Он тоже был рад видеть ее. Педиатрия приходилась ему по душе больше, чем любая другая область медицины. Забота о детях, как больных, так и здоровых, доставляла ему особое удовольствие. Вероятно, это настроение передавалось и детям и их родителям, чем и объяснялось то обстоятельство, что львиная доля его практики — около сорока процентов — была посвящена педиатрии.
— Кто подарил тебе это?
— Мой дядя — ко дню рождения.
— Ах да — тебе ведь недавно исполнилось десять, не так ли? Какую же музыку ты больше всего любишь?
— Рок.
Она нацепила наушники и начала пританцовывать.
Алан освободил от наушника ее левое ухо и, улыбаясь, спросил:
— Что исполняют?
— Новую песню Полио.
«Как все-таки разнятся вкусы поколений!» — подумал Алан. Ему доводилось слышать музыку этого Полио — бездумную мешанину тяжелого металла и панк-рока. По сравнению с ней произведения Оззи Осборна казались изысканными. Алан был любителем хороших мелодий и всегда держал про запас парочку кассет со старыми записями.
— Ну что ж, давай выключим на минутку твоего Полио. Мне нужно осмотреть тебя.
Он проверил ей сердце, легкие, кровяное давление, обследовал десны на предмет появления признаков длительного применения дилантина. Все было в порядке.
— Хорошо! — Вынув отоскоп, он закрепил лобный рефлектор и приступил к осмотру ушей.
Левое ухо также было в норме: канал чистый, барабанная перепонка стандартна по цвету и конфигурации, никаких признаков жидкости. По внешним показателям правое ухо девочки было столь же нормальным, как и левое. Его глухота детерминировалась не структурным дефектом, просто слуховой нерв не передавал сигналов от среднего уха в мозг. Внезапно Алану пришла, в голову мысль, что Соня никогда не слышала свои магнитофонные записи в стереозвучании...
И тут произошло непонятное.
Сперва Алан отметил какое-то странное покалывание в своей левой руке, которой он держал девочку за мочку уха. Покалывание быстро распространилось по всему его телу, вызвав озноб и бросив в пот. Неожиданно Соня взвизгнула и обеими ручками схватилась за ухо. Резко откинувшись назад и опрокинув столик с инструментами, она бросилась в объятия своей матери.
— Что случилось? — воскликнула испуганная женщина, прижимая к себе ребенка.
— Ай! Мое ухо! Он сделал мне больно!
Ослабевший и перепуганный, Алан сделал шаг назад, чтобы опереться о стол.
— Он же едва прикоснулся к тебе. Соня! — Сонина мать попыталась встать на защиту Алана.
— Меня ударило!
— Это, должно быть, от какого-нибудь прибора, правда, доктор Балмер?
Несколько секунд Алан находился в состоянии шока.
— Да, конечно, — сказал он наконец, выпрямившись и надеясь, что выглядит не слишком растерянным и бледным. — Это единственно возможное объяснение.
То ощущение, которое он сейчас испытал, напомнило ему об ударе, полученном прошлой ночью в приемном покое, после прикосновения к бродяге. Разница была в том, что на этот раз он испытал больше удовольствия, чем боли. Мгновение невыразимого экстаза, а затем... затем что?
Ему удалось кое-как успокоить Соню, уговорить ее сесть в кресло и продолжить обследование. Он вновь проверил ей правое ухо и не обнаружил никаких следов повреждения. Спустя несколько минут Соня покинула его кабинет, все еще жалуясь на боль в ухе.
Алан отправился в ординаторскую, чтобы посидеть немного за столом. Что же все-таки случилось, черт возьми? Он не мог дать случившемуся никакого объяснения. Уже многие годы пользовался он этой техникой, этим отоскопом и этим зеркалом, и никогда ничего подобного не происходило. Что же случилось сегодня? И это ощущение...
Алан не любил ситуаций, которых он не мог объяснить, но все же заставил себя отложить решение этого вопроса на потом и поднялся на ноги. У него был тяжелый рабочий день, и ему нужно было работать.
Следующие полчаса прошли спокойно. Затем появилась Генриетта Вестин.
— Я хотела бы только провериться.
Алан мгновенно напрягся. Он знал, что Генриетта Вестин не из тех людей, которые любят обследоваться. Своих детей и мужа она тащила в больницу при первых же признаках простуды или жара, но в тех случаях, когда это касалось ее самой, она со спокойной душой доверялась Господу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111