она помнила все с детства, когда ходила в воскресную школу.
– Господи, помилуй. Христе, помилуй. Господи, помилуй...
Даниэл даже не догадывался, что она здесь, а Маура была сосредоточена на нем одном. На его темных волосах и легких движениях, его сочном баритоне. «Сейчас я могу смотреть на тебя без всякого стыда и стеснения, – думала она. – Сегодня это не зазорно».
– Воздай нам радость в Царствии Небесном, где Он пребывает и властвует с Тобою и Духом Святым, Боже единый во веки веков...
Снова примостившись на скамье, Маура услышала глухое покашливание и хныканье измотанных детишек. На алтаре мерцали свечи в ознаменование света и надежды, осиявших эту зимнюю ночь.
Даниэл начал читать:
– "И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям..."
«Святой Лука, – подумала Маура, услыхав знакомые строфы. – Врач Лука».
– "...И вот вам знак: вы найдете Младенца в..."
Тут он осекся – взгляд его остановился на Мауре. И она подумала: «Что, не ожидал увидеть меня здесь сегодня?»
Он откашлялся – и стал читать дальше:
– "...вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях".
Хотя теперь он знал, что она сидит среди других прихожан, их взгляды больше не встретились. Ни во время исполнения «Cantate Domino» «Cantate Domino» (лат.) – «Воспойте Господу», 98-й псалом.

и «Dies Sanctificatus» «Dies Sanctificatus» (лат.) – «Юбилей», рождественская песнь. Маура тоже встала и, уже ступив в проход между рядами, заметила, что Даниэл старается привлечь ее внимание. Безмолвно умоляя не уходить. И она снова села, ощущая на себе взгляды проходящих мимо прихожан. Она догадывалась, что они видят, вернее, что пытаются разглядеть. Одинокую женщину, жаждущую пасторского утешения в сочельник.

, ни во время дароприношения и таинства евхаристии. Когда сидевшие рядом с нею прихожане встали и направились причащаться, Маура осталась на своем месте. Если не веришь – не пристало лицемерить, деля гостию и вино с истинно верующими.
«Тогда зачем я здесь?»
И все же она осталась посмотреть на заключительные обряды, на благословение и напутствие прихожанам.
– Идите с миром, Христос с вами.
– Слава Тебе, Господи, – откликнулись прихожане.
На этом служба закончилась, и люди вереницей потянулись к выходу, застегивая на ходу пальто и куртки, натягивая перчатки.
А может, они заметили еще что-нибудь?
Маура не поднимала на них глаз. И когда церковь почти опустела, взгляд ее устремился вперед – и остановился на алтаре. И она подумала: «Уже поздно, пора бы домой. Да и что толку здесь высиживать».
– Здравствуй, Маура.
Она подняла глаза и поймала взгляд Даниэла. В церкви все еще оставались люди. Органистка все еще собирала свои ноты, последние хористы все еще облачались в свои пальто, но Даниэл не обращал на них внимания – он смотрел только на Мауру, как будто, кроме нее, в храме больше никого не было.
– Ты давно не приходила, – сказал он.
– Похоже, что так.
– Если точно – с августа. Верно?
«Ты, значит, месяцы считал».
Он присел рядом.
– Я был приятно удивлен, когда увидел тебя здесь.
– Сегодня сочельник, в конце концов.
– Так ты же неверующая.
– Зато люблю церковные обряды и пение.
– И только поэтому пришла? Ради двух-трех гимнов? Пропеть «Аминь» и «Хвала Господу»?
– Просто хотелось послушать музыку. Побыть среди людей.
– Только не говори, что тебе не с кем скоротать вечер.
Она пожала плечами и улыбнулась.
– Ты же знаешь, Даниэл. Я не большая любительница вечеринок.
– Просто я решил... В смысле – подумал...
– Что же?
– Что, наверно, ты будешь не одна. В такой-то вечер.
«А я не одна. Я же с тобой».
Когда мимо проходила органистка с большой нотной папкой, они оба замолчали.
– Доброй ночи, отец Брофи.
– Доброй ночи, госпожа Истон. Спасибо за чудесную игру.
– Рада была доставить удовольствие, – сказала органистка, напоследок пристально глянув на Мауру, и направилась к выходу.
Было слышно, как за нею закрылась дверь, – наконец-то они остались одни.
– Так куда ты запропастилась? – спросил он.
– Ну, сам знаешь, сплошные покойники. Их не становится меньше. Потом, один из наших патологов пару недель назад загремел в больницу, в хирургию, с болями в спине – приходится его подменять. Словом, дел по горло, так-то вот.
– Могла хотя бы позвонить.
– Да, могла.
Он тоже мог, но не позвонил. Даниэл Брофи ни за что не переступил бы черту дозволенного, и, наверное, это было правильно. Ей было достаточно собственного искушения, которого с лихвой хватило бы и на двоих.
– А как у тебя дела? – спросила она.
– Месяц назад отца Роя хватил удар – может, слышала? Пришлось подвизаться еще и полицейским капелланом.
– Да, детектив Риццоли рассказывала.
– Пару недель назад я выезжал на место преступления в Дорчестер. Где застрелили полицейского. Я тебя там видел.
– А я тебя не видела. Мог бы и поздороваться.
– Ну, ты же была занята. Вся в делах, как обычно, – улыбнулся он. – А ты бываешь довольно суровой, Маура. Знаешь?
Она усмехнулась:
– Наверно, отсюда и мои проблемы.
– Проблемы?
– Я отпугиваю мужчин.
– Но меня-то ты не отпугнула.
«Да разве можно? – подумала она. – Тебя ничем не прошибешь».
Маура мельком взглянула на часы и встала.
Уже поздно, я и так отняла у тебя слишком много времени. Нисколько, да и срочных дел у меня нет, – сказал он, провожая ее к выходу.
– В твоей пастве столько душ, и за всеми нужно присматривать. К тому же сегодня сочельник.
– Как видишь, я никуда не спешу.
Маура остановилась. И посмотрела на Брофи. Они стояли в церкви одни, вдыхая запах свечного воска и ладана, знакомый запах детства – таких же сочельников и таких же рождественских служб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17