Маура давно привыкла к запаху смерти и охлажденных органов, но сегодня он действовал ей на нервы. Как будто она впервые присутствовала на вскрытии. Сегодня она смотрела на процедуру не как искушенный патологоанатом: безжалостность Эйба, орудовавшего ножницами и скальпелем, приводила ее в дикий ужас. "Боже, а ведь я это проделываю каждый день, правда, мой скальпель режет плоть незнакомых людей".
А эта женщина совсем не кажется незнакомкой.
Словно оцепенев, Маура отстраненно наблюдала за работой Эйба. Измотанная бессонной ночью и сбоем биологических часов, она уже не могла сопереживать тому, что творилось на секционном столе. Ей удалось убедить себя в том, что перед ней всего лишь труп. Никаких ассоциаций и тем более переживаний. Эйб быстро освободил завитки кишок и опустил их в лоток. С помощью ножниц и кухонного ножа он выпотрошил брюшную полость. Затем отнес лоток, наполненный брюшными органами, на столик из нержавеющей стали, где один за другим принялся их исследовать.
На препаровочном столике он вскрыл желудок и выложил его содержимое в отдельный лоток. Запах непереваренной пищи заставил Риццоли и Фроста отвернуться – оба поморщились от отвращения.
– Похоже на остатки ужина, – сказал Эйб. – Я бы предположил, что она ела салат из морепродуктов. Вижу листья салата и помидоры. И, возможно, креветки...
– За сколько часов до смерти она принимала пищу? – спросила Риццоли гнусавым голосом: она старалась оградить себя от запахов и потому зажала рукой нос.
– За час, а может, и больше. Я полагаю, она ела не дома, поскольку салат из морепродуктов – пища явно не домашняя. – Эйб взглянул на Риццоли. – Вы не нашли ресторанных чеков в ее сумочке?
– Нет. Она могла заплатить и наличными. Мы еще не получили информации по ее кредитной карте.
– Боже правый, – произнес Фрост, по-прежнему избегая взгляда на лоток. – Вряд ли я теперь отважусь съесть креветку.
– Послушай, не стоит принимать это так близко к сердцу, – сказал Эйб, надрезая поджелудочную железу. – Если разобраться, все мы сделаны из одного и того же материала. Жиры, углеводы, белки. Поедая сочный стейк, ты на самом деле жуешь мышечную ткань. Думаешь, я отказываюсь от мяса только потому, что каждый день приходится его анатомировать? Любая мышечная ткань состоит из одних и тех же биохимических элементов, просто пахнет иногда хуже или лучше. – Он взялся за почки. Отрезал от каждой понемногу и опустил образцы ткани в сосуд с формалином. – Пока все выглядит нормально, – прокомментировал он. И перевел взгляд на Мауру. – Ты согласна?
Она механически кивнула, не сказав ни слова. Ее внимание привлекла новая серия рентгеновских снимков, которые Йошима развешивал на экране проектора. Это были изображения черепа. На латеральном снимке просматривались очертания мягкой ткани, словно полупрозрачный призрак профиля.
Маура подошла к экрану и принялась разглядывать пятно в форме звездочки, которое казалось ярким на фоне более темной кости. Оно расплылось по всему своду черепа. Небольшое входное отверстие было обманчивым: оно не давало представления о повреждениях мозга.
– Господи, – пробормотала она. – Это же пуля "Черный коготь".
Эйб поднял взгляд от лотка с брюшными органами.
– Давно я их не видел. Нужно быть поосторожнее. Металлические осколки от этой пули острые, как бритва. Ими можно пораниться даже в перчатках. – Он взглянул на Йошиму. Тот проработал в бюро судмедэкспертизы дольше всех нынешних патологоанатомов и потому служил им корпоративной памятью. – Когда в последний раз у нас была жертва с пулей "Черный коготь"?
– Примерно года два назад, – отозвался Йошима.
– Так недавно?
– Насколько я помню, вскрытие делал доктор Тирни.
– Попроси, пожалуйста, Стеллу поднять архив. Пусть посмотрит, закрыли ли дело. Пуля необычная, так что нелишне проверить, нет ли связи.
Йошима снял перчатки и направился к интеркому, чтобы связаться с секретарем Эйба.
– Алло, Стелла? Доктор Бристол просит поднять последнее дело, в котором фигурировала пуля "Черный коготь". По-моему, с этим делом работал доктор Тирни...
– Я слышал про эту пулю, – сказал Фрост, подходя к экрану и вглядываясь в снимки. – Но первый раз сталкиваюсь с ней в работе.
– Это экспансивная пуля от "Винчестера", – сказал Эйб. – Проникая в мягкие ткани, медная оболочка раскрывается, образуя что-то вроде шестигранника. Каждая грань острая, как коготь. – Он подошел к изголовью секционного стола. – Пули были изъяты с рынка в девяносто третьем году, после того как какой-то псих из Сан-Франциско устроил пальбу и порешил девять человек. Это была настолько плохая реклама для "Винчестера", что они сняли пули с производства. Но какое-то количество, конечно, осталось в обороте. Время от времени жертвы случаются, но их становится все меньше.
Маура никак не могла оторвать глаз от рентгеновского снимка, от смертоносного белого шестигранника. Она думала над тем, что сказал Эйб: "Каждый кончик острый, как коготь". И вспоминала отметины, оставленные на дверце автомобиля жертвы. "Царапины от когтей хищника".
Она вернулась к столу, где Эйб как раз заканчивал надрез кожи черепа. В тот краткий миг, когда он снимал лоскут кожи, Маура успела бросить последний взгляд на лицо мертвой женщины. Смерть окрасила ее губы в серовато-синий цвет. Глаза были открыты, обнаженная роговица высохла и помутнела от воздействия воздуха. Прижизненный блеск в глазах на самом деле есть не что иное, как отражение света от влажной роговицы; когда же веки перестают моргать и роговица уже не омывается жидкостью, глаза высыхают и тускнеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15