– Сегодня около восьми утра. – Риццоли взглянула на часы. – Примерно два часа назад.
– Уже известно, что здесь произошло? Что рассказали сестры?
– Из них трудно было вытянуть что-либо полезное. В монастыре сейчас всего четырнадцать монахинь, и все они в состоянии глубокого шока. Они ведь думают, что здесь безопасно. Под защитой Господа. И вот какой-то безумец врывается в их тихую обитель.
– Есть признаки вторжения?
– Нет, но проникнуть в монастырь не так уж сложно. Стены густо увиты плющом – можно без труда взобраться по нему. К тому же есть задняя калитка: она выходит в поле, где у них разбиты сады. Преступник мог проникнуть и оттуда.
– Остались следы?
– Здесь, внутри, совсем немного. А те, что могли быть на улице, похоже, замело снегом.
– Выходит, мы не можем утверждать, что преступник ворвался сюда. Вполне возможно, его впустили через ворота.
– Это монашеский орден, доктор. На территорию впускают только приходского священника, который служит мессу и проводит исповедь. Есть еще женщина, которая работает в доме священника. Ей разрешают приводить с собой маленькую дочку, когда некому за ней присмотреть. И это все. Больше никому не дозволено заходить в монастырь без разрешения настоятельницы. Сестры тоже не покидают территорию. Разве что по врачебным предписаниям и в экстренных случаях.
– С кем-то уже удалось побеседовать?
– С настоятельницей, матерью Мэри Клемент. И двумя монашками, которые обнаружили убитых.
– И что они говорят?
Риццоли покачала головой.
– Ничего не видели, ничего не слышали. Думаю, остальные скажут не больше.
– Почему?
– Вы видели, какие они старые?
– Ну, это не значит, что они непременно выжили из ума.
– Одна из них после инсульта ничего не соображает, у двух других болезнь Альцгеймера. Большинство монахинь спят в комнатах, окна которых выходят на задний двор, так что они просто не могли ничего видеть.
Поначалу Маура осматривала труп Камиллы, не касаясь его. Отдавая жертве последнюю дань уважения. "Тебе уже ничто не причинит боль", – думала она. Потом она начала пальпировать череп, чувствуя, как хрустят под рукой раздробленные кости.
– Множественные удары. Все они пришлись на темя и затылок...
– А что с отеком на лице? Это просто синяк?
– Да. И он застывший.
– Выходит, удары были нанесены сзади. И сверху.
– Возможно, нападавший был гораздо выше нее.
– Или же она была на коленях. А он стоял над ней.
Маура коснулась холодной плоти, и у нее перехватило дыхание, когда она представила себе молодую монахиню, коленопреклоненную, с опущенной головой, на которую сыплются страшной силы удары.
– Что же это за ублюдок, избивающий монашек? – сказала Риццоли. – Что же, черт возьми, происходит в этом мире?
Маура поморщилась. Хотя она и не помнила, когда в последний раз переступала порог церкви, тем более что веровать перестала много лет назад, ей было неловко слышать такие слова в священном месте. Почтительное отношение к религии ей прививали с детства. Даже она, считавшая всех святых и совершаемые ими чудеса не более чем фантазиями, никогда бы не осмелилась произнести бранное слово перед распятием.
Но Риццоли была слишком взволнована, чтобы обращать внимание на такие тонкости. Взъерошенные сильнее обычного, ее волосы топорщились непослушной черной гривой и, намокшие под снегом, отливали стальным блеском. Под бледной кожей лица еще резче обозначились острые скулы. В полумраке часовни ее глаза казались раскаленными угольками, сияющими от ярости. Справедливый гнев был для Джейн Риццоли лучшим катализатором в погоне за преступником. Хотя сегодня его было, пожалуй, многовато, и ее буквально лихорадило. Лицо заострилось, казалось, огонь пожирал ее изнутри.
Мауре вовсе не хотелось подбрасывать поленья в этот костер. Она старалась сохранять спокойствие и невозмутимость, вопросы задавала исключительно деловые. Этакий ученый, привыкший иметь дело с фактами, а не с эмоциями.
Она подняла руку сестры Камиллы и осмотрела локтевой сустав.
– Мышцы дряблые. Трупного окоченения нет.
– Выходит, с момента смерти прошло меньше пяти-шести часов?
– Надо учитывать еще и то, что здесь холодно.
Риццоли фыркнула, выпустив пар изо рта.
– Еще как.
– Я бы сказала, температура чуть выше точки замерзания. Поэтому трупное окоченение может наступить позже.
– Насколько позже?
– Трудно сказать.
– А что с ее лицом? А этот застывший синяк?
– Синее пятно могло появиться в течение получаса после смерти. Но точно установить время наступления смерти оно нам не поможет.
Маура открыла свой чемоданчик и достала химический термометр для измерения температуры внешней среды. Оглядев многослойное одеяние жертвы, она решила не измерять здесь ректальную температуру, а сделать это уже в морге, куда будет доставлен труп. Тускло освещенная молельня была местом совсем не подходящим для столь интимной процедуры. К тому же, приподнимая одежду, она могла уничтожить сохранившиеся на ней улики. Поэтому Маура достала шприцы, чтобы взять пробу стекловидного тела для последующего анализа на содержание калия. Это поможет рассчитать время смерти.
– Расскажите мне про другую жертву, – попросила Маура, прокалывая левый глаз трупа и медленно закачивая в шприц стекловидную жидкость.
Риццоли издала стон отвращения и, дабы избежать неприятного зрелища, отвернулась.
– Жертва, обнаруженная у двери, – сестра Урсула Рауленд шестидесяти восьми лет. Крепкая старушонка, судя по всему. Говорят, она двигала руками, когда ее грузили в карету "скорой помощи". Мы с Фростом прибыли сюда, когда они уже отъезжали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15