Не знаю, повлияли ли на него зловредные отходы или он сломался под натиском Ничто. Иоланда спрыгнула с дорожки и втащила парня под эту весьма сомнительную защиту.
Очутившись на дорожке, пострадавший принял позу зародыша и лежал, весь дрожа, – какой-то вид магического шока скорее всего. Он дышал и даже кивнул, когда Иоланда прокричала что-то ему на ухо, – стало быть, состояние не столь критическое. А раз так, то мы снова уставились на восток. Если уцелеем, то сможем помочь магу-спасателю и позже, а нет – так для него все равно ничего нельзя будет сделать.
Мне больше нравился первый вариант, но я не поставил бы на него и кроны.
Вдруг Тони Судакис вытянул руку.
– А это не… – он запнулся, словно боясь спугнуть надежду.
– Вряд ли, – закричал я. Трудно кричать с горечью, но мне, кажется, удалось. – Больше похоже на грузовой ковер, который заходит на посадку в Бербанкском аэропорту.
Мы наблюдали еще пару секунд. Тони покачал головой.
– Ковер, заходящий на Бербанк, должен уменьшаться. А этот увеличивается.
– Так и есть, – сказал Михаэль. Он забыл, что надо кричать, но я прочитал по его губам. Я предпочел считать, что он не прав, просто чтобы не разочаровываться, ведь крушение надежд всегда очень болезненно.
Но еще через несколько секунд сомнений не осталось. Пятнышко увеличивалось со скоростью, невозможной для любого ковра, да и форма у него была другая. Я увидел величественные взмахи огромных крыльев. – Птица Гаруда! – вскричал я всем сердцем своим и всей душою своею, как сказано в Библии.
Птица приближалась невероятно быстро. Два-три взмаха – и она уже зависла над свалкой. Конечно, ей не нужно было работать крыльями, как обычной птице из плоти, – как-никак она воплощение бога Вишну. Как говорил Мэтт Арнольд из «Локи», будь она материальной, она не смогла бы не только летать, но и существовать. Когда Птица нависла над нами, ее крылья закрыли всю территорию свалки, а землю окутал мрак, почти как ночью.
Птица очень походила на изображение в кабинете Арнольда – невероятные крылья, тело с огромной грудью, которое вовсе не показалось мне птичьим. Голова тоже не как у настоящей птицы, кроме разве что изогнутого клюва. Остальное, особенно глаза, казалось почти человеческим, а перья на макушке были не переливающимися, как у павлина, как на теле и крыльях, а черные и тонкие, словно волосы.
Еще один взмах крыльев, прямо у нас над головами. Ветер, поднявшийся от такого взмаха, вполне мог бы снести стены, а нас, как пыль, сдуть в соседнее княжество. Но этого не случилось. Через мгновение я понял, почему: раз Птицу несли магические чары, а не крылья, взмах был лишь символическим движением, а не настоящим. И слава Богу; я как-то не подумал об этом, когда звонил Мэтту Арнольду.
Птица Гаруда повернула свою антропоморфную голову и издала рев, который прозвучал так, словно сумасшедший великан, никогда не бравший уроков музыки, вздумал дунуть в трубу размером с квартал. Для сравнения скажу, что вопли какодемонов сразу показались мне тихими и мелодичными.
Если у этой Птицы что и было орнитоморфным (что за прелесть этот греческий!) – так это когти. Поистине это была самая когтистая птица на свете: ее гигантские сверкающие когти, наверное, могли бы проткнуть самого Змея Мидгарда. Я бы отвалил кучу крон за возможность посмотреть такой поединок – только с безопасного расстояния, скажем, с Луны.
Теперь, когда птица повисла над свалкой, ее левая лапа сомкнулась на Ничто. Маги-спасатели бросились врассыпную. Я затаил дыхание. Я забыл спросить об одном обстоятельстве, когда говорил с Арнольдом: достаточно ли могущественна магия Птицы, чтобы проткнуть скорлупу, которой окружили себя чумашские Силы? Если нет… ну, если и нет, то с Птицей ничуть не хуже, чем без нее.
Когда когти птицы Гаруды вонзились в Ничто, полетели искры, но оболочка не поддавалась. Я молился и изрыгал проклятия – словом, переживал от всей души. Птица опять взревела, на сей раз от ярости. Я пошатнулся, гадая, не слетит ли моя голова и смогу ли я еще когда-нибудь слышать.
Мускулы на лапах чудовищной птицы напряглись. Я видел это совершенно отчетливо, хоть и знал, что зримые усилия Птицы – всего лишь иллюзия, как и хлопающие крылья. Это значило, что Гаруда собирает все свои магические силы.
Ее когти снова вцепились в Ничто. И вновь посыпались искры. Она опять закричала, но опять когти не прорвали оболочку. Я решил, что мы обречены. И тут острые, как иглы, кончики когтей медленно, очень медленно начали погружаться в скорлупу чумашских Сил.
Рот Тони был широко раскрыт. И у нас с Михаэлем, и у Иоланды тоже. Мы кричали, что было мочи, но не слышали ни себя, ни друг друга.
Лапы Птицы исчезли в Ничто. Их уже не было видно. Они просто… пропали. Я перестал кричать. Сердце подступило к самому горлу. Птица Гаруда не принадлежала к тем Силам, которые должны прятаться, чтобы не умереть, ее поддерживала вера миллионов людей. Я знал, что и в самом ужаснейшем кошмаре не увидеть того, что произойдет, если Птица, разрушив оболочку чумашских Сил, не сможет их одолеть.
В следующем крике Птицы послышалась боль. Она снова взмахнула крыльями – на сей раз это был почти настоящий взмах, потому что пыль тучей взметнулась с иссушенной почвы. Сквозь пыль я увидел, что показалась часть гигантской лапы.
– Она выходит! – кашляя, завопил я.
Еще взмах крыльев, новые тучи пыли, и новый взмах. Потом в моей голове раздался хлопок – словно пробка выскочила из бутылки, – и лапы Птицы показались целиком. В их когтях извивалась Ящерица.
Иоланда схватила меня за плечи и поцеловала в щеку. Это было весьма кстати, потому что Тони Судакис в восторге двинул меня по спине, и не держи меня девушка, я слетел бы с защищенной дорожки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126