Пойми, я не жалуюсь, я был счастлив, насколько может быть счастлив человек, не имеющий хорошей жены. В Макуране полно людей, подобных мне, занимающих самое разное положение. Большая их часть так и сидит в своих деревнях всю жизнь и не имеет возможности всерьез проявить свои способности. Благодаря тебе я такую возможность получил и воспользовался ею.
Спокойные слова прорицателя заставили Абиварда задуматься. Действительно ли все так, как говорит Таншар? Может ли человек, если ему выпадет такая возможность, сделать больше, чем мог бы даже мечтать? Если так, сколько же простых людей впустую тратят жизни, столь блистательные в своих возможностях, в рутине будней, зарабатывая себе на хлеб в деревнях и городках по всему царству?
Если Таншар прав, не стоит ли Царю Царей заняться поиском таких людей? Но как разыскать их, пока не разразилась какая-нибудь беда, при которой они могут проявить свои таланты? Абивард не знал ответов на эти вопросы, но считал, что сами вопросы следует довести до сведения Шарбараза. И еще один вопрос он задал Таншару:
— Когда на Машиз опустилась тьма, ее рассеяли видессийские священники. Что же случилось с тобой и другими макуранскими чародеями, состоявшими при Шарбаразе, Царе Царей?
— Что случилось с нами, повелитель? — Смех прорицателя был исполнен самоуничижения. — То, что случилось, показало нам пределы того, о чем я говорил раньше, ибо против такой магии мы оказались беспомощны, как дети. Нам не хватило ни подготовки, ни умения. До прошлого года ничего хорошего о Видессии я не слышал, но я благодарю Господа, что с нами оказались видессийцы. Без них Машиз пребывал бы во тьме и по сей день.
— Любопытная мысль, хотя и гадкая, — сказал Абивард. Он представил себе, как ощупью, практически вслепую, крадется по улицам, стараясь уйти из-под заклятия, и похолодел, несмотря на то что такая мрачная перспектива исчезла больше месяца назад.
* * *
Отряд, бряцая доспехами, стуча копытами и скрипя колесами, приближался к наделу Век-Руд. Середина лета ощутимо сказалась на земле: зелень стала желто-коричневой, а сама земля — серой. Без запасов фуража и бочек с водой, едущих в обозе, Абивард не рискнул бы пересечь пустыню в это время года.
По плоской выжженной земле плясали, поднимая пыль, небольшие смерчи.
Абивард не обращал на них особого внимания, но некоторые из воинов той сотни, которую отдал ему Шарбараз, утверждали, что эти смерчи — внешнее проявление злобных демонов. Один из воинов пустил в такой смерч стрелу, и тот моментально исчез. Воин, торжествуя, повернулся к Абиварду:
— Видишь, повелитель?
— Угу, — только и сказал Абивард, предполагая, что воин не столь уж не прав.
На следующий день поднялся сильнейший ветер, с рассвета до заката швырявший в путешественников песок и мелкие камешки. Он не дотягивал до разрушительной песчаной бури, способной полностью изменить пейзаж и похоронить под собой караван, но все же был достаточно мерзок. Когда ближе к вечеру ветер наконец стих, Абивард отдал строгий приказ больше в смерчи не стрелять. Он не знал, вызвала ли такой ветер стрела, пущенная в смерч, но повторять опыт не хотел.
Вечером, зайдя в фургон проведать Рошнани, он увидел, что у нее больной вид.
— Ее тошнит по утрам, — сказала служанка. — Жаль, что сейчас не сезон лимонов. Пососала бы немного, и полегчало бы.
— Если выбирать из этих двух зол, я предпочел бы тошноту по утрам, — сказал Абивард. Рошнани слабо покачала головой.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — сказала она. Поскольку это была истинная правда, он развел руками, признавая свою неправоту. Она сказала:
— В крепости у моего отца одни женщины страдали беспрерывно все девять месяцев, а у других вообще не возникало затруднений. Я где-то посередине. В какие-то дни я совсем здорова, но в другие… — Она издала душераздирающий натужный звук предвестник рвоты. — Похоже, сегодня как раз такой день.
— Надеюсь, завтра у тебя будет хороший день. — Абивард похлопал ее по руке. — Всего несколько дней — и мы наконец-то дома.
Из-за занавески раздался голос служанки:
— Госпожа, не хочешь ли бараньего бульончику с лепешкой? Твой желудок с этим справится.
— Может быть, попозже, — судорожно сглотнув, сказала Рошнани.
— Тебе надо питаться, — упрекнул жену Абивард.
— Я знаю, — ответила она. — Но если я сейчас что-нибудь съем, все тут же полезет назад, и лучше мне от этого не станет. — Она осторожно положила руки на живот. — И так внутри все болит.
— Ладно, — сказал Абивард. Поскольку он почти ничего не знал о том, как протекает беременность, — да и какой мужчина толком знает об этом? — он склонен был верить суждению жены о состоянии ее желудка. За те два года, что он знал Рошнани, Абивард убедился, что едва ли не все ее суждения заслуживают полного доверия. Она чуть слышно засмеялась. Он вопросительно приподнял бровь. Она сказала:
— Прости меня, но я пока еще с трудом воспринимаю крепость Век-Руд как родной дом. В этом фургоне я прожила дольше, чем на твоей женской половине, а в пути мы больше года, поэтому возвращение кажется мне каким-то нереальным.
— Понимаю, — сказал Абивард. — С тех пор как мы отправились в поход, я увидел мир так, как и вообразить не мог.
— Ты! — воскликнула Рошнани. — А я? У меня нет присущего Динак страха на всю жизнь остаться в клетке, но все равно сидеть на одном месте, видеть только комнаты, стены и один и тот же пейзаж за окном будет очень странно.
Она замолчала, но с тревогой посмотрела на Абиварда. Он знал, что означает этот взгляд: вернувшись домой с победой, не забудет ли он данное ей обещание хотя бы иногда выпускать ее с женской половины?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149