Такого с ней еще никогда не бывало. Она на коленях умоляла его любить ее так, как он любил ее прежде. Теперь она хотела выйти за него замуж. У нее есть деньги, ему больше не придется изводить себя работой. Он был очень представительный мужчина, ростом метр девяносто сантиметров, и если его хорошо одеть, с ним нигде не стыдно будет показаться. Он был силен, у него был страстный темперамент. Ах, как она его любила! Он мог делать с ней всё, что угодно. Она страшно ревновала его к этой маленькой служанке Лизе и грозила прибить ее, если та будет вертеться около Майера. Но Майер возобновил переписку с Эльзой, писал ей через день. Эльза со своей маленькой бельевой мастерской в конце концов гораздо больше подходила ему. Франциска поняла это. И сразу же вся ее безумная любовь прошла. Вот удивительно: прямо за одну ночь как рукой сняло!
Теперь Майер наводил на Франциску скуку. Ей совсем не нравилось, что он обходится с ней, как со своей неотъемлемой собственностью. Он больше не ухаживал за ней и брал ее без всяких предисловий; он любил, как унтер-офицер. Никакой фантазии не было у него, никакой романтики, которая так ее привлекала. А ей хотелось, чтобы ее завоевывали, чтобы перед ней преклонялись. И разве она не вправе этого требовать? Он не умел даже целоваться: делал это наспех, без всякого чувства. А если мужчина не умеет целоваться, какой же он мужчина? Просто бесчувственный истукан. Она злилась на себя за то, что когда-то становилась перед ним на колени. Нет, этот сухарь немец ничего не понимает. Пусть пишет своей белошвейке! Он не знает даже, что такое настоящая любезность. Разве он может сказать что-нибудь приятное, какой-нибудь комплимент, как Жак, например? Да, вот это мужчина! Он знает, как обходиться с женщинами.
И всё-то этот Майер критиковал. Ко всему придирался. «К обеду пора было бы тебе одеться по-настоящему!» — говорил он, или: «У тебя блузка расстегнута, на ней не хватает пуговки, милочка. Что подумает Лиза?» А что ж, Лиза ничего не видит, что ли? Этакий идиот! А когда она как-то раз после обеда была у парикмахера и пришла с новой прической, так он ничего не заметил... Нет! Поскорей уехать отсюда!
А Ники Цукор, кажется, форменный дурак. Он ничего не может найти. Франциска уже не в силах больше торчать в этой усадьбе. Здесь везде проложили дощатые мостки, но, когда кругом стало таять, и они не помогли: всё обратилось в сплошное болото из нефти и снега. В этой грязи нога тонула по щиколотку. А этот вечный стук и скрип, эта вечная вонь! Франциска сделалась раздражительной, часто затевала ссоры, когда же она сердится, с ней шутки плохи. В одиннадцать часов приходит Лиза с кофе, но что у нее за вид. Вся зеленая, невыспавшаяся. Она шляется каждую ночь.
— Вот когда ты приходишь с кофе! — злобно начинает Франциска. — Ну разумеется, если каждую ночь болтаться где-то...
Лиза огрызается.
— Ты каждую ночь болтаешься около буровых вышек! — в бешенстве кричит Франциска. — И ты на всё согласна за одну крону!
Лиза ставит поднос с кофе и смотрит на Франциску суровыми крестьянскими глазами:
— А ты согласна и даром!
— Что-о?
Франциска мигом вскакивает с постели, и раздается звон оплеух.
— Я тебя проучу, ты, тюремная крыса! — кричит она.
— Я сама могу тебя хоть сегодня упрятать в тюрьму, — не моргнув глазом, отвечает Лиза.
— Тебе никто не поверит, ни одному твоему слову! Ты дала ложную присягу. Ты клятвопреступница!
Но Франциска уже раскаивается в своей горячности. О тюрьме и о ложной присяге ей не следовало бы говорить. Лиза была единственной, которая в то время осталась на стороне старика Маниу. А Франциска с каждым годом всё больше и больше любит покойного отца. Она зовет Лизу. Лиза не приходит. Тогда Франциска встает и отправляется на кухню. Лиза уже связала свои пожитки. Она еще очень бледна, только одна щека ее пылает. И Франциске мучительно стыдно.
— Я не хотела тебя обидеть, — говорит Франциска. — Прости меня, Лиза! Ты всегда была верна отцу. Ты, конечно, останешься со мной.
Лиза опускает глаза и качает своей продолговатой головой. Какая она тощая, кожа да кости. Но она не урод. И держит себя гордо.
— Я не сержусь на тебя, Франциска. Ты права. Я опять проспала. Но я всё-таки уйду. Ничего не поделаешь!
— Да что с тобой? Куда ты хочешь уйти?
— Ты правду сказала, Франциска: я раньше бегала к рабочим на вышки. Но и ты не святая! А в последние ночи я была не здесь. Я была в другом месте.
Лиза замолкает. У нее не хватает духу сказать Франциске, что последние ночи она провела у Барбары. Нет, Лиза не может больше здесь оставаться.
VIII
Наконец явился Ники Цукор. Вид у него был обнадеживающий. Он широким жестом сдернул с головы шляпу, тряхнул черными кудрями, сделал влюбленные глаза и звонко поцеловал Франциске руку: «Честь имею!» Такое обхождение нравилось Франциске; таких кавалеров она любила. Ники Цукор нашел наконец подходящий дом: дом одной советницы, с прекрасным, поднимающимся террасами садом, в очень хорошем месте, как раз рядом с особняком баронессы Ипсиланти. Но до чего жадны стали люди! Цены за один год поднялись во много раз. Ники развязно плюхается на стул и закидывает одну за другую мускулистые ноги. «Акробат» страдает от избытка сил. Когда он двигается, его мускулы играют, как у атлета.
— Да, ну и люди здесь! Вы не слышали? Торговец шерстью Наход — вы его знаете, ему семьдесят лет, — начал бурить в своем саду, а его сосед, кузнец Омка, бурит рядом, на своем дворе. Они поссорились, и кузнец хватил семидесятилетнего Находа железным прутом. Великолепно, не правда ли? — Ники весело хохочет. — Ну и народ!
Франциска подает коньяк, и Цукор набрасывает план дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142