Здесь, прямо в многолюдной толпе, тебя могут растерзать; и сумасшедший начинает неистовствовать и убивать всех подряд, без разбора. Иногда орудуют ножами или просто чем попало, иногда палят из огнестрельного оружия. В прошлом году один маньяк отправил на тот свет на остановке подземки две сотни человек.
Когда мне рассказали историю про маньяка, я вспомнила, что уже слышала о ней (передавали в новостях), но не придала ей большого значения в то время. Тогда мы все думали: чего ещё ждать от этих кротов? На то они и кроты, чтоб в слепой ярости совершать безумные поступки. Мне кажется, я постепенно начинаю избавляться от подобных предубеждений.
Главная улица Нью-Йорка – Бродвей. Это огромный мясной рынок, и ничего больше. Всевозможный секс. Но не просто секс, а обязательно с какой-то сумасшедшинкой, будто Мир Девона кто-то взял и вывернул наизнанку. Официально проституция в Нью-Йорке запрещена. Однако полицейские считают: пусть Бродвей существует в нынешнем виде и собирает шлюх и «голубых» со всего города – на ограниченной территории их легче контролировать. Один из студентов поведал мне, что такая же картина наблюдалась здесь и в девятнадцатом веке. Правда, тогда власти и полиция закрывали глаза на бродвейских проституток, потому что так им, властям и полиции, легче было собирать незаконную дань. То был большой бизнес.
Вид полицейских устрашает. Все они – исключительно мужчины, причем мужчины огромного роста. Они выглядят даже крупнее, чем есть на самом деле, поскольку их экипировка – это настоящие доспехи, броня, а на головах – зеркальные шлемы. Вдобавок ко всему, стражи порядка ещё и вооружены до зубов.
Но как-то я перебросилась несколькими словами с двумя из них, спрашивала, как найти улицу, и они показались мне весьма приветливыми землянами.
Город переполнен древностями. Я, конечно, понимаю, что ты ходил в школу в Дублине и для тебя нью-йоркские древности в лучшем случае – заслуживающая уважения старина. Самой древней штуковиной, которую я когда-либо видела в Ново-Йорке, был спутник, установленный на постаменте в нашем парке. Но, может, я просто чересчур эмоциональна. Я брожу по городу, иду, как правило, одна и наугад, куда глаза глядят, и повсюду буквально спотыкаюсь о древние камни и нос к носу сталкиваюсь с Историей. Как-то я забрела на площадь Вашингтона – там начинались события, приведшие потом ко Второй Революции. Уолл-стрит! Тиффани и Мейси!
Я допустила серьезную ошибку, решив прокатиться на подземке одна, без сопровождения кого-либо из местных. Я никогда не умела хорошо читать карты, поэтому карта подземки была мне понятна не более, чем наскальные письмена майя. Так вот, я села в поезд на верхней станции, тогда как садиться надо было на нижней; и поезд умчал меня вместо юга на север. Кончилось тем, что я очутилась На 195-й улице, а это место с жуткой репутацией, там нам и днем не велено появляться. Я вышла из вагона, но не стала подниматься наверх. И все равно натерпелась страху. Это несмотря на то, что на платформе дежурила пара полицейских. Меня испугали великолепно одетые, под одеждой угадывались горы мышц, молодые люди, что слонялись неподалеку от меня как бы безо всякого дела и тем не менее не отрывали от меня глаз. А вокруг была беспросветная нищета и грязь. В ней копошились убогие калеки – похоже, неизлечимо больные или даже умирающие. Я знаю, что и городское, и федеральное правительства приняли социально-медицинские программы. Ни для кого тут, правда, не секрет, что больницы города переполнены и что невероятно трудно получить койку в родильном отделении, если только у тебя нет «лапы» в правительстве или в Конгрессе.
Все это было более чем странно. Я никогда не ощущала себя такой живой, никогда не чувствовала себя настолько человеком. И я уже скорблю о том, что через год мне придется оставить Землю. Я могла бы провести весь год – одна – в библиотеках и музеях Нью-Йорка и ни в чем толком не разобраться, ничего, по сути, не постигнуть. Через несколько месяцев для меня начнется отчаянная гонка «галопом по Европам» по Земному шару, семьдесят пять дней курса «Культура планеты». Затем я снова вернусь в Соединенные Штаты. Помимо того, программой предусмотрено посещение двух независимых штатов, если тамошние власти сочтут меня достаточно благонадежной и впустят на свои территории: в Неваду и Кетчикан. Невада слывет страной, которой правят индийская секта душителей и анархисты. Кетчикан представляет собой нечто среднее между расистским государством и сельскохозяйственной коммуной. И все время – учеба. Но по крайней мере работу над диссертацией можно отложить до возвращения в Нью-Йорк.
Я начала вести дневник. Так он у меня условно называется, но, по-моему, я безотчетно тяготею к какому-то другому жанру. Время летит стремительно. Я уже возненавидела свою писанину за то, что трачу на неё непозволительно много драгоценного времени. Но, с другой стороны, у меня накапливается такая масса впечатлений, что, боюсь, все их не сумею удержать в памяти.
Должна бежать. Передай мой самый сердечный привет Дэниелу, но сначала не забудь отломить от этого привета и себе кусочек, Квазимодо.
Марианна.



* * *


Дэниел, милый!
Посылаю тебе весточку, чтоб ты знал, что со мной все в норме. Обо всем напишу поподробнее после того, как приведу в порядок свои первые впечатления.
Дело выглядит так, словно на год я дала обет воздержания – и все для того, чтобы осуществить здесь – свои блестящие планы. Большинство прибывших сюда из Миров, – ученые с университетских кафедр или аспиранты, за исключением двух девонитов и такой лакомой кобылки, как я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104