– А есть ещё уровень – когда ты защищаешь диссертацию по своей тематике. У вас иная система.
Он опустил ладонь, гигантскую и очень нежную, мне на лицо и стал ощупывать его пальцами, словно слепой.
– Когда мне было столько, сколько тебе, со мною случилась пренеприятнейшая история. Девять лет назад. Я заканчивал университет, шла последняя четверть, и вдруг я обнаружил, что мною не сдан один зачет по физическому воспитанию. В зачетке нет подписи преподавателя-инструктора по борьбе.
И началось! Сплошное расстройство! В университете, на потоке, я не чувствовал себя слабее кого-либо из парней, но проигрывал матч за матчем. Не мог выиграть ни одной схватки. Я резво начинал, набирал очки, но в результате всё заканчивалось плачевно.
В конце концов, отчаявшись, я обратился к врачам, и они нашли, что я нахожусь в отличной физической форме. Тогда я отправился на консультацию к тренеру. Он усадил меня на стул и высказал вроде бы очевидную вещь; в нашей группе каждый из моих соперников на несколько лет моложе меня. До восемнадцати-двадцати лет твой организм растет, развивается, затем наступает пора равновесия, стабилизации. – Джефф выдержал долгую паузу. – А когда ты переваливаешь за двадцать, ты начинаешь потихоньку умирать.
– Вот спасибо, утешил! – воскликнула я. – Ты заслужил мои аплодисменты.
Джефф коснулся пальцем моей груди.
– Самое забавное, что по отношению ко мне эта теория была ошибочна. Просто не применима.
– Именно по отношению к тебе? То есть?
– Ну, я сдавал свои, позиции день ото дня. Дошло до того, что меня направили к эндокринологу. Творилось невероятное. Туфли неожиданно стали мне жать, а рубашки стали малы.
– Ты продолжал расти? – спросила я.
– Верно. У меня обнаружили редчайшую форму акромегалии. Гипофиз – как у подростка. Я продолжал расти и после двадцати, поэтому-то и вымахал в такую громадину. И успел добавить ещё одиннадцать сантиметров, прежде чем врачи ухитрились остановить мой рост.
Я погладила Джеффа там, где это было ему особенно приятно.
– В свои двадцать наш мальчик был покороче? Джефф засмеялся и принялся гладить меня.
– Может, попробуем, как нормальные люди? Ляжем?
– Только я сверху. – Мне не хотелось ложиться на песок. С детства я слышала столько ужасных историй о зыбучих песках!
Утром я попыталась связаться с Ново-Йорком с помощью нью-йоркского оператора. И получила факс – отпечатанное на бланке извещение о том, что телефонная связь с Ново-Йорком осуществляется по предварительному заказу и подвергается прослушиванию цензором. На экране появился хмурый мужчина-оператор.
– Служба безопасности, – сказал он мне. – Ваше имя и шифр.
– Извините, ошиблась номером, – ответила я и положила трубку. Затем набрала номер справочной на космодроме в Кейпе.
С экрана телекуба на меня глядел усталый человек.
– Прежде чем вы что-либо произнесете, – предупредил он, – имейте в виду, что разговор прослушивается и записывается на пленку.
– Понятно, – кивнула я. – Мне нужно получить от вас кое-какую информацию.
– Располагайте мною.
– У меня – гражданство Миров, – представилась я. – Путешествую по Европе. Сейчас нахожусь в Испании. Попыталась дозвониться до Ново-Йорка, а в ответ последовал какой-то вздор о цензуре. Что происходит?
– Обстановка накаляется, вот что происходит. Вы можете попробовать заказать разговор с Ново-Йорком через Токио, а японцы выведут вас на Ново-Йорк через Учуден. Если, конечно, там сидят грамотные операторы и если правильно рассчитают фазовый угол. Я бы мог подсказать вам оптимальное время для звонка, – предложил человек из Кейпа.
– Да нет. Спасибо. Собственно, звонок не носит конфиденциальный характер. Скажите, а если бы я была гражданкой США, они бы и в этом случае прослушивали разговор? – спросила я.
– По закону – нет, если бы звонили на орбиту другому гражданину США. Правда, сейчас в Мирах их меньше дюжины.
– Так мало? А как же туристы?
Человек мрачно усмехнулся с экрана.
– Да уж, не слишком много информации доходит до Испании, – сказал он. – Последний турист вернулся на Землю две недели назад. И больше мы не в состоянии их принимать. Тут есть ещё одна загвоздка, причем она будет посерьезней, чем проблема с цензурой. Вы, должно быть, знаете, что мы вынуждены покупать топливо для ракет на стороне? С тех пор, как прекращены торговые контакты с корпорацией «Сталь США».
– Знаю, – ответила я.
– Тридцать первого декабря американское правительство ввело ценовой контроль на поставки дейтерия. Надо полагать… на самом деле уже существует длинная инструкция, расписывающая – что именно подлежит контролю. На Кейпе фактически все, за исключением самого полета. За каждый чих мы платим по фиксированным ценам, притом, что цена на билет устанавливается не нами, а властями США! Нам только не хватало ещё в этой ситуации возить их туристов! – Мой собеседник развел руками. – Тратя на них свое горючее… У нас оно есть. По крайней мере, его достаточно для того, чтобы вместе с грузами доставить на орбиту всех наших соотечественников, предоставив им на время полета в кораблях все удобства. Но прежде вы должны занять очередь – вы уже сделали заказ на билет?
– Нет. И что теперь? – спросила я. – Поступила опрометчиво?
Он кивнул.
– Дело не только в шаттлах, но и в буксирах, обслуживающих пояса Ван Аллена. Буксируют через зону тоже на дейтерии. Их придется битком набивать пассажирами. Каждый понедельник мы выводим на орбиту пять шаттлов. – Мой собеседник положил перед собой лист бумаги и принялся изучать текст. – Ближайший рейс, на который я могу вас записать, – четырнадцатого мая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104