На одном из тех кораблей была и девушка, на которой я собирался жениться. – Келебримбер горько усмехнулся. – Если даже наши мужчины заслуживали наказания, эти-то чем были виноваты?!
– Так вот почему ты никогда не был женат! – догадался Саурон.
– Да, поэтому. Исторические факты правдивы, но это правда валаров. Я не люблю слово «правда» – оно от слова «править». Кто правит, тот и объясняет факты, как ему вздумается. Взять хотя бы историю с сожжением кораблей, в которой обвиняют моего деда!
– Но корабли были сожжены, разве не так?
– Они уже были сильно потрепаны бурей, которую подняла Уинен. Пролив был узким, но в нем плавало множество льдин, а никто из нас, повторяю, не был хорошим мореходом. Пока мы добирались до другого берега, один корабль получил пробоину и едва не затонул, остальные текли, как решета. Снова плыть на них через пролив, да еще туда и обратно, было бы самоубийственным делом, и тогда мой дед приказал сжечь их. Пока мы шли по валинорскому берегу, Финголфин донимал его разговорами вроде «что мы наделали, а не пора ли нам возвращаться», поэтому Феанор был уверен, что, сжигая корабли, всего-навсего дает ему хороший повод вернуться. Он даже и подумать не мог, что оставшиеся на том берегу пойдут через льды.
– Мог бы и подумать, – заметил майар. – Видимо, неприязнь к сводному брату не позволила Феанору верно оценить его.
– Его-то он как раз оценил верно. Если бы все зависело только от Финголфина, его народ вернулся бы к валарам. Но там был Финрод, там был Фингон Храбрый, там была Галадриэль, которая рвалась на свободу. Когда Финголфин распорядился возвращаться, она произнесла там такую речь, что его почти никто не поддержал. И они пошли в это страшное путешествие через ледяные торосы. Мой дед понял свою ошибку, только услышав об этом переходе, и так и не простил ее себе. В своем последнем бою он искал смерти, а вовсе не попался в ловушку, увлекшись погоней за балрогами. Это история валаров утверждает, что Феанор был способен на такую глупость, но мы, его близкие родичи, знаем, что он осудил себя сам.
Резкий порыв восточного ветра донес запах серы из-за Хмурых гор. Келебримбер вскинул голову и глянул в ту сторону, вслед за ним посмотрел и Саурон.
– Ородруин был спокоен в течение нескольких столетий, – сказал майар. – Прежде все здесь было выжжено – черно и засыпано пеплом. За это долину вокруг огненной горы прозвали Мордором – Черной Землей. Теперь здешние воды очистились, а земля покрылась новой травой и деревьями. Пепел горы плодороден, и посевы дают здесь богатый урожай.
– Откуда ты это знаешь?
– На склонах Ородруина встречаются редкие примеси для литейных работ, поэтому я иногда бываю здесь. Мне известно, что на протяжении последних столетий в долине пытались обосноваться то южные орки, то племена из степей Харада. Они понастроили здесь жилищ и укреплений, но в последние годы Ородруин снова начал дымить, и они покинули Мордор.
– Не похоже, чтобы там нашлась питьевая вода и пища для коней, – сказал Келебримбер, разглядывая черные острия скал.
– Найдется, – уверенным голосом ответил Саурон. – Не так давно я посылал гонца к местным атани, которые живут по ту сторону Андуина, и заказал им доставить к огненной горе кузнечное оборудование и припасы, а также подыскать там место, где мы могли бы остановиться на время работы. Когда мне сообщили о выполнении заказа, в ответе говорилось, что все оставлено у входа в пещеру, а у восточного подножия горы есть удобная стоянка. Сейчас в Мордор не ходят ни орки, ни кочевники, поэтому там никто ничего не тронет. По моим расчетам, мы пробудем там около месяца. Несколько дней у нас уйдет на установку оборудования и еще недели три – на изготовление самого кольца.
– Почему они сразу не установили оборудование на место?
– В подземной пещере Ородруина стоит такая жара, что любой атани изжарится, не пройдя и полпути к нему. Жар первородного огня способны выдержать только айнуры или Старшие эльдары.
– Так ты из-за этого отказался, когда я предлагал тебе взять Фандуила?
– Да, он из молодых авари. Даже если он и не поджарится в пещере Ородруина, он все равно не сможет там работать.
– Понятно, – кивнул Келебримбер.
– А знаешь, мне понравились твои слова о правде, – внезапно сказал Саурон. – У валаров своя правда, у вас, нолдоров – своя. У Мелькора тоже была своя правда. Я был тогда учеником Ауле, но услышал ее и пошел за ним. Мелькор был не так плох, как о нем рассказывают, просто у него были свои идеи о том, как должен выглядеть мир, и он был достаточно могущественным, чтобы попытаться осуществить их. Он потерпел поражение и его выставили в истории как исчадие зла, но неизвестно, как она выглядела бы, если бы он победил. И уж конечно, главу про Эонвэ следовало бы написать в ней совсем иначе. Ты, полагаю, не знаешь, почему этот светоч всех мыслимых и немыслимых добродетелей так великодушно уступил сильмариллы твоим дядям?
Келебримбер изумленно повернулся к майару.
– А ты это знаешь?
– Еще бы мне не знать! Меня называли правой рукой Отступника, и я не считаю это оскорблением. Когда Берен стащил у него сильмарилл, да еще при этом угодил ему кинжалом в лицо, Мелькор был, мягко говоря, недоволен этим. Прежде он не пытался снять с сильмариллов заклятие Феанора, но не потому, что это было невозможно для него – пусть Феанор был могущественнейшим из эльдаров, но Мелькор был могущественнейшим из валаров. Он оставил это заклятие потому, что оно великолепно защищало камни от ненадежных сподвижников – но после кражи сильмарилла он снял его с двух оставшихся камней и наложил на них свое, которое поражало безумием каждого, кто возьмет их в руку – кроме него самого, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143