И я вспомнил, что сегодня начинается солнц
естояние, что сегодня самая короткая ночь. Скоро погаснут фонари, улицы з
альет фиолетово-синий сумрак, и наступит тот недолгий час, когда в город п
ридет тишина. Издали будут перемаргиваться светофоры, с ласковым шипень
ем проползут, раздувая серебристые усы, машины-поливалки, дворники заша
ркают метлами по асфальту, появятся первые прохожие, будет еще во всем ти
хая сонная одурь ночи, но утро уже придет.
А когда приеду домой, на кухне будет совсем светло. За долгие годы мы с Вас
ькой научились бесшумно входить в квартиру. Васек, брат, работает со мной
в одной колонне. Мы почти всегда уходим на работу вместе, а приходим Ч кто
когда. Обычно, когда приезжаем поздно, мы неслышно отпираем входной замо
к, снимаем в прихожей ботинки и ходим в носках. И никто не просыпается, кро
ме матери. Я думаю, что она просто не засыпает, пока мы не приходим. Мы серди
мся на нее за это, так она не выходит на кухню, пока мы ужинаем или завтрака
ем Ч какой в три часа ужин? Но я слышу, как она ворочается, скрипит ее матра
с, потом она не выдерживает, выходит и притворно протирает глаза: «Ох, чего
-то не спится мне сегодня, Костик. Вон спозаранку подняло…»
Мы пьем вместе чай и тихонько разговариваем. Она не спеша рассказывает с
вои небольшие, но очень важные новости, советуется о чем-то, хотя мои сове
ты ей совсем ни к чему и она привыкла обходиться без чьей-то помощи. Счита
й так, что она одна вырастила нас с Васьком.
А глаза Ч будто песка насыпали. Веки тяжелеют, ресницы слипаются, и в ушах
Ч глухой мерный шум. Как волны по камням шуршат. Материн тихий голос еще
убаюкивает.
Ч Зина на тебя сердилась, Ч слышу я, как издалека.
Зина Ч моя жена, и мать ее очень любит, Поэтому, если Зина на что-нибудь сер
дится, мать сразу становится на ее сторону: Зина, мол, зря сердиться не ста
нет.
Ч Чего ж это она сердилась? Ч спрашиваю я сонно.
Ч Снова, говорит, документы в техникум не подал. Со дня на день, говорит, от
кладываешь, только бы время протянуть.
Зина Ч инженер в проектном институте. Она меня уговорила, заставила, док
азала, что надо учиться дальше. Конечно, девять классов Ч это тебе не фонт
ан знаний. Но, если честно говорить, учиться мне не очень охота. Старый я уж
е для учебы Ч осенью тридцать стукнет. А потом, я ведь про себя точно знаю
Ч автомобиль без колес мне не выдумать. Ну, а по части вождения Ч тут, пож
алуйста, можем потягаться с кем угодно: как-никак, первый класс! А Зина сер
дится и говорит, что это нормальная обывательская трусость, закутанная в
мягкие словечки. Смешно, ей-богу. Кроме того, если все таксисты пойдут учи
ться на техников-автомехаников, то кто же людей возить будет? Этот мой воп
рос больше всего злит Зину. А вообще-то, конечно, она права. Надо 'будет завт
ра заехать, сдать документы. Как говорит наш начальник колонны Израиль С
оломонович Солодовкин: «В карете прошлого далеко не уедешь». Но все-таки,
если учиться, я бы лучше пошел в историко-архивный… Я улыбаюсь:
Ч Маманя, не волнуйся, мы с Зиной семейно стираем грань между трудом умст
венным и физическим.
Мать качает головой и тяжело вздыхает…
Я задумался, стоя на мостовой под светом фар, которые вынесли из-под моих
ног огромную тень. Проехать дальше можно. Я шагнул к машине, и тень задрала
длинную ногу. Почему-то без всякой связи с предыдущим я подумал, что все н
аши поступки совсем не похожи на нашу тень, потому что, совершившись, они н
ачинают жить абсолютно независимо от нас. И. мы не можем изменить их так же
, как нельзя наступить на свою тень.
Я сел в машину и сказал:
Ч Порядок, ребята. Проедем.
Они сидели какие-то грустные, расстроенные, что ли. Будто поссорились. Осо
бенно тот, что рядом со мной, пригорюнился. Или устал он сильно? Мне даже по
казалось, что его в сон кинуло. Ладно, пускай подремлет, сейчас уже приедем
. За день по Москве намотались до упору, глаза высмотреть можно.
Я включил первую скорость, тонко зазвенела пружина сцепления, «Волга» тр
онулась и аккуратно вкатилась правыми колесами на тротуар. Но парнишка э
тот все-таки проснулся, тряхнул головой и потер лицо руками.
На углу я притормозил и спросил у проходивших по улице ребят, как проехат
ь на Трудовую. Один из них, с транзистором в руке, показал: налево, направо, с
нова налево. По радио передавали о том, что большинство раненых вьетнамц
ев обожжено напалмом. Говорят, что напалм Ч это смесь алюминиевого поро
шка с бензином. Надо же, чушь какая! Пользовались люди сколько времени алю
минием и бензином, прекрасными и нужными вещами, а потом какой-то мудрец с
оединил их, и получилась такая жуткая штука. Иногда и среди людей такое сл
учается: живут себе поврозь два обычных человека Ч и все вроде нормальн
о, а соединились они вместе, искра попала и тут черт те что натворить могут
. Воюют еще люди много. Дня, пожалуй, не проходит, чтобы где-то на земле в ког
о-то не стреляли. Завтра двадцать шесть лет будет, как война началась. Мне
тогда еще четырех не было. Сколько мать с нами намучилась, елки-палки. А от
ец совсем молодой мужик был, когда умер: от ран оправиться не мог, а тут еще
туберкулез его согнул. Был бы жив отец, мы бы с Васьком, наверное, институт
ы уже окончили. Сына заводить надо…
Я выглянул в окно. На доме напротив четко светился номерной знак: «Трудов
ая улица, дом 7». Остановил машину, потянулся:
Ч Ну, вот и приехали, ребята, на вашу Трудовую…
Пассажир мой справа посмотрел на меня, и глаза у него были совсем шальные
от усталости Ч круглые, без блеска.
1 2 3 4 5 6 7