- Позор дваррам, - сказал наконец старец Рубина, - если он умрет.
- Люди умирают от чего-то, - согласился старец Аметиста. - В бою. От мора. Скажут: убили дварры.
- От холода... - пробормотал я.
- От холода становятся крепче, - возразила гриффина Раамэ.
Они снова замолчали.
Разрушение тела - это мор. Мор - народная беда, он поражает многих. Один человек не может умереть просто так. Если только...
Если только черные рыцари не принесли мор в Темный Аметист. Смерть сотен начинается с одного.
Молчание в комнате стало безнадежным.
И я не выдержал. Это было несправедливо, неправильно, он не мог так обидно угаснуть!
Я схватил за синий шелковый воротник и рывком приподнял Лайка с его лежбища.
- Смотри! Смотри же!
Луна уже далеко выступила на небе и теперь заглядывала в узкое окошко-бойницу. Она была белая-белая и круглая - не совсем, конечно, не идеально, не так, как в полнолуние. Дома Луна была золотой, но здесь, на севере ее цвет почему-то менялся. Грустная белая Луна.
- Смотри! - повторял я. - Смотри!..
Я держал лишь форму. Тело Лайка беспомощно повисло, сила и удача Александра покинули его.
- Плохо... - еле слышно прошептал он.
- Да примет его Отец Гор! - произнес старец Аметиста.
- Не надо! - вырвалось у меня.
- Я отменю атаку грифонов, - тихо сказала за спиной гриффина.
- Да, - согласился старец Аметиста.
- Да примет его Отец Гор! - сказал старец Рубина.
- Да примет... - начала гриффина.
Но ее перебили.
- Я был учеником Колдуна! - услышал я незнакомый голос.
Я обернулся.
Все обернулись.
На пороге между двумя факелами стоял хнум. За его спиной я увидел блестящие от пляшущих огоньков глаза Эргэнэ.
Он не был хранителем. Он был простым хнумом и звали его Йойн. Дикий необразованный Йойн. Ученик Колдуна.
Он не побоялся и пришел, хотя знал, что его запросто могут отправить вслед за учителем. То есть не могут, а должны отправить, если присутствует какая-то логика в выборе обреченных на смерть внутри одного народа. Я не думаю, что он пришел из любви к аристократу с синими глазами, ему, простому хнуму, вряд ли сообщили о меченой звезде Лайка. Знать о подобном - удел старцев. Я думаю, ему стало интересно. Интересней собственной жизни. А может, Единый шепнул ему: иди! Умрешь - приму. А Эргэнэ лишь вовремя показала, куда идти.
- Ты веришь в первенство восьми стихий? - спросил старец Рубина.
- Я умею лечить раны, - ответил Йойн.
- Ты давно слушал его? - спросил старец Аметиста.
- Я слушаю Единого.
Они собирались спрашивать его еще - о чем-то чрезвычайно важном для них, а на самом деле бессмысленном - но, к счастью, хнумы слишком долго подбирают слова.
- Лечи! - приказал я, и, взяв его за одежду, протащил мимо старцев к Лайку Александру.
- Эргэнэ, - произнесла гриффина, - ты знала Колдуна?
- Нет, - ответила Эргэнэ и замолчала, силясь правильно объяснить. - Я знала, что он знал. До ухода Колдуна.
- До ухода к Отцу?
- Нет. Тогда... Давно.
Руки Йойна скользили, обнимая Лайка на расстоянии ширины лезвия меча от тела.
- У него нет ран, - сказал он.
- Я знаю, - откликнулся я.
- Нет скрытых ран. Это не мор. Но внутри у него плохо.
Это не мор. Конечно, я не слышал общего вздоха облегчения, но лица старцев, непроницаемые от начала времен, на долю торна сделались еще более похожими.
- Так бывает? - спросил кто-то из них.
Йойн помолчал. Он молчал дольше, чем обычно молчат перед ответом даже хнумы.
- Колдун сказал, когда вернулся: бывает. Болезнь происходит, когда бог задевает материю.
Вопросительная пауза. Никто не произнес: "Что?"
- Болезнь, - повторил Йойн новое слово. - Приближение к смерти. Бог может задеть и одного. Если один ему нужен.
Теперь пауза была полна угрозы и удивления.
- Если хнум нужен Отцу, Отец роняет слезу, - сказал старец.
- Чтобы забрать хнума. А это, - Йойн указал на Лайка, - чтобы научить. Приближение к смерти - не смерть. Он не умрет.
Лайк застонал.
- Почему этого не бывает у хнумов?
Йойн опустил голову.
- Я не знаю, - признался он.
- Ты, - подтвердил старец. - А Колдун?
- Я не знаю, - повторил Йойн.
Старец кивнул и задумался. Я смотрел на него и, кажется, понимал, о чем он думает.
Ладно, ты слушал Колдуна, который оскорбил Единого своим запутанным учением, подобранным во время блужданий среди врагов. Но ведь Колдун еще служил гласом неведомого для нас, дварров. И я, главный сын разрушенного Рубинового Дома, слуга Отца Гор, первый старец дварров, я все эти десять лет ждал его изречений. Я был убежден, что из трех изречений одно будет ответом на страшный, тоскливый, ноющий по ночам вопрос: почему Отец не присылает новых дварров? Или хотя бы почему не падают слезы? Почему нет снов? И дождавшись, вместо ответа... А когда Единый через звезды указывает героя - герой приходит с синими глазами. И после победы в долгожданном бою валится с ног, как мешок, как пойманная в ловушку свинья. Что это?! Так может быть ты, худший из дварров, ученик отступника, раз уж пошли такие времена, что старцам первого круга ничего не снится и они не имеют ответов, может быть ты скажешь, что это значит? И ты говоришь, что дварры не знают чего-то еще, а именно приближения к смерти.
Блаберон! Я стал о многом догадываться.
- Я буду поить его чаем, - сказал Йойн.
- Я отменяю атаку, - напомнила гриффина.
- Будет ли он воином? - спросил старец Аметиста.
- Не знаю, - ответил Йойн. - Я буду поить его чаем.
Старец Рубина кивнул. Это означало: ладно, ученик Колдуна, пока герой жив, можешь поить его чаем.
- Охрану в башню, - приказал старец Аметиста.
Лайк застонал. Йойн укрыл его шкурой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40