А вот зачем пошел бунтовать Алеша Светлый, понять не так-то просто. Действительно, что подтолкнуло этого чистого мальчика к участию в грязном и кровавом бунте? Чистые мечтанья?.. Да нет, они еще расплывчаты, неопределенны. Ненависть?.. Стоило заглянуть ему в глаза, чтобы стало ясно, что ни о какой направленной, осознанной ненависти не может быть и речи. Алеша верил Болотникову, верил безоглядно; он видел в нем кого угодно - отца, учителя, но только не бунтовщика. Алеша был предан Болотникову всей душой, и эта преданность сделала его заметным человеком в Болотниковском окружении.
Он был смел и наивен. Причем наивность иногда доходила до глупости, а смелость, казалось, происходила из неумения различить опасность. Алеша был добрым, безобидным малым. Хорошим малым.
И еще ему везло. В бою он очертя голову лез в самую гущу. Всегда. И удивительное дело - никогда еще не был даже ранен. Везунчик - вот кто такой был Алеша Светлый.
Поэтому когда Алеша вызвался подорвать плотину - его не стали отговаривать. Если кому и должно повезти - так только ему.
Болотников подошел к Алеше и крепко его обнял.
- Благослови тебя Господь, - сказал. - Доплыви.
Алеша мотнул головой, лихо отбрасывая непослушные русые волосы. Улыбнулся.
- Доплыву, Иван Исаич. Будет Шуйским веселье!
Болотников поцеловал его в губы, слегка подтолкнул к выходу и отвернулся. А князь Телятевский еще долго грустно глядел ему вслед.
Ладья, доверху нагруженная бочонками с порохом, в которой плыли Алеша Светлый и еще пять человек, взорвалась, не дотянув каких-то ста саженей до плотины.
Болотников сидел за столом, сжав в крепкий кулак пальцы левой руки, и медленно, вдумчиво пил густое красное вино. Тяжелый, немного хмельной взор его бродил по стенам.
Напротив сидел Шаховской.
Шаховской поглядел, как Болотников опорожнил еще один кубок, и сказал:
- А ты, Иван Исаич, поздоровей пить будешь, нежели царевич. Тому, чтоб совсем окосеть, семи таких кубков хватает.
- Пошто мне царевич? Князь, Григорий Петрович, мне царя надо. Где же царь? Царя бы сюда...
- Придет Димитрий, Иван Исаич, придет обязательно. Конечно, без нижних складов туговато будет, да ничего: Тула Калуги покрепче. И запасов на нас, слава богу, хватает. Хватит, чего там, должно хватить. А Димитрий не задержится, я верю. Нам лишь бы срок переждать. Ну, люду тульскому, ясное дело, придется потерпеть малость. Так не впервой же. Про то, что ты давеча говорил, думал я, воевода, и так тебе скажу: нечего нам за шеи свои опасаться - чтоб их свернуть, тулянам надо здорово еще руки отрастить. Силы-то у нас хватает, есть сила. Все есть, лишь терпение надо иметь. А терпеть не нам с тобой учиться, правда, Иван Исаич?
Болотников молчал.
- Что хочу тебе сказать, воевода, - продолжал Шаховской. - Не очень хочется, но надо сказать. Сомневаюсь я в Андрее Андреиче. Чуть-чуть, но сомневаюсь. Как бы чего не замыслил. Вера верой, согласие согласием, однако ж поглядывать за ним не лишнее будет, я так думаю. Да и забывать не следует, что Андрей Андреич позже всех к нам приткнулся. О чем-то думает, а о чем - не говорит. Я с ним как-то попытался откровенно потолковать отмалчивается. Может, сказать нечего, а может - есть, да желания нет.
Шаховской встал, прошелся взад-вперед.
- Ты понимаешь, Иван Исаич, - возбужденно заговорил Шаховской, - мы с тобой одинаково мыслим; с самого начала, как ты у меня в Путивле объявился, я увидел: одинаково думаем, одного хотим. - Шаховской сделал энергичный жест: - Русь пер-ревер-нуть, поменять здесь все. Шуйских - к чер-рту! Московских бояр - к чер-рту! Руси нужны новые люди! Мы знаем это, воевода! А вот как Телятевский, знает ли? Сможет ли он стать одним из этих новых людей? Ведь если не сможет - он с нами только до времени, так ведь, воевода?
Болотников молчал. Он пил. Шаховской, правда, не очень и ждал ответа.
- У нас есть цель, - уверенно сказал он, снова усаживаясь за стол и тоже наливая себе вина. - У нас есть цель, и ради этой цели нам стоит рисковать, стоит страдать и жертвовать. Жертвовать покоем и многим другим. Алеша Светлый подорвался не зря. Те туляне, которым суждено умереть здесь от голода, тоже умрут не зря. Потому что мы знаем, зачем все это надо. Впереди, Иван Исаич, великие дела. Я вижу их. Впереди новая Русь!
Болотников наконец остановил свой блуждающий взор на Шаховском и резко сказал:
- Знаю!
С той стороны к восставшим перебежал стрелецкий сотник Степан Стеблов.
- Чего переметнулся? - спросил его Болотников.
- Обида взяла, воевода, - ответил Стеблов. - Царь у меня суженую отнял.
- Где это видано, чтоб цари у сотников суженых отнимали, да еще в походе?
- Не отнял - попортил. Да все одно что отнял.
Сотник был стройный, широкий в плечах, - большой такой мужик. Про обиду свою много не распространялся - немногословен. Болотникову это понравилось. Он словно бы заглянул к нему в душу своим пронзительным, испытующим взглядом исподлобья, но сотник не отвел глаз, выдержал до конца.
- Ладно, иди, - сказал воевода. - Беззубцев, проводи его к себе.
А когда сотник вышел, вполголоса добавил:
- И смотри: глаз да глаз. Кто знает, что за человек.
В Туле было тепло, пасмурно... и спокойно. Удивительно: нигде не бывает так спокойно, как в осажденных городах накануне решающего момента. Потом или осажденные сдают город, или выводят войска на последнюю схватку, или в городе начинается бунт, или неприятель идет на решающий приступ, взбираясь на стены, или он же уводит войска от греха подальше, узнав о подходе подкрепления, да что угодно может быть потом, но перед самым этим "что угодно" в городе всегда очень тихо. Эту истину Андриевский уже усвоил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20