— Если ты уже съела все, что стоит на столе, идем одевать тебя и двинемся.
— Я могу сама одеться, — сухо возразила она.
После этого замечания он подошел к ней и расстегнул две пуговицы на пижамной куртке.
— Теперь застегни опять, — предложил он.
Джеки попыталась это сделать, но рука сразу сильно заболела; Вильям сидел, самодовольно глядя на нее, пока она пыталась справиться с пуговицами левой рукой. Через несколько минут неудач она, взглянув на него, вонзила в него свое жало.
— Держу пари, что ты полностью освоился здесь, пока я спала, — заметила она, пытаясь спасти чувство собственного достоинства, — чем еще ты тут распорядился, кроме кухонной двери?
Он засмеялся:
— Я привел в порядок кое-что.
При этих словах Джеки встала из-за стола и выдвинула кухонные ящики. Она так гордилась своим хорошеньким домом, что, передвигаясь по нему, очень много думала над тем, где хотела бы хранить разные вещи. Она держала утварь для стряпни в шкафчике около плиты. Вещи, которые она использовала при мытье, она разместила около раковины. Приспособления, чаще всего бывшие в ходу, она держала под рукой — в передней части ящика, а то, что редко, использовалось в быту, вроде резки для яиц, задвигала подальше.
Вильям все в ящиках переложил. Там, где был милый художественный беспорядок, сейчас был порядок почти военный. Все ложки со всех мест в кухне лежали в одном ящике, подобранные точно по размеру и материалу. Сначала деревянные ложки, потом эмалированные, потом из нержавеющей стали. Он даже не соображал, что для стряпни у нее особенные ложки, еще ложку она берет при подкрашивании носков, а еще одной пользуется, когда прочищает стоки. Теперь они все оказались вместе. С ножами та же история: нож для кровельных работ лежал рядом с хлебным. Горшки с растениями на подоконниках были расставлены по размеру, так что выглядели наподобие русских матрешек. Он поставил душистую герань рядом с пряными травами, так что ей пришлось бы читать этикетку, вместо того чтобы сразу срезать стебель базилика. Наконец, раздражала его самонадеянность, не говоря уж о том, что перекладывание заново всего, что лежало в кухонных ящиках, займет целые часы. Но сейчас лучше всего — дать ему понять, что она думает о его пренебрежительно-гордом мужском допущении, что он больше нее понимает в организованности, и что он имеет право переставлять ее личную собственность.
Она улыбнулась очень мило, а потом — один за другим — выдвинула ящики и здоровой рукой смешала решительно все в этом упорядоченном содержимом.
Когда она выдвинула третий ящик, Вильям выпрыгнул из-за стола, нахмурившись.
— Ты сейчас делаешь это из вызова, но вот что: вести организованную жизнь — облегчение. То, как я все тут сделал, позволит тебе сразу найти потерянную вещь.
— Это мне-то? Я вообще ничего не теряю.
Она открыла ящик под номером четыре, но тут Вильям схватил ее за руку.
— Перестань. — Когда она попыталась вырвать руку, он прижал ее к себе. — Неорганизованности нет прощения! — Вильям хлопнул по столу, а Джеки захохотала так, что он засмеялся.
— Не дам тебе это сделать, — сказал он, — ты не представляешь, сколько времени я потратил, чтобы все рассортировать в этих ящиках.
— Меньше, чем надо мне, чтобы привести все в порядок — так, как было раньше.
За несколько секунд их разногласие превратилось в игру — кто кого перетянет: Вильям убирал ее руку назад всякий раз, как она бралась за ручку ящика.
— Знаешь, ты просто идиот! — воскликнула она, смеясь, и остановилась перед ним. — Я держу вещи там, где я ими пользуюсь.
— Ха! Может, ты с этого начала, но сейчас вещи у тебя лежат всюду, где тебе случилось остановиться по дороге. В одном ящике девяносто девять процентов всех вещей, а в ближайшем к раковине ящике осколки от посуды. Лень — вот твой организатор!
Ну и что, что в этих словах была какая-то правда? Все-таки ужасно, когда люди узнают тебя ближе и тогда видят твои недостатки. Намного лучше до того, как они тебя хорошо узнают: они еще считают, что ты без недостатков.
— Дай мне пройти, — потребовала она, пробираясь перед ним. И каким-то образом она оказалась полностью в его руках, лицом к лицу, упираясь плечом.
— Мне нравится, — сказал он, прижавшись и нюхая ее шею. — Ты хорошо пахнешь — как усыпляющие духи.
— Как — что?
Вильям целовал ее шею, а руки крепко обнимали за спину, сминая тонкую ткань халата и пижамы.
— Я… не думаю, что это надо делать.
Ее голова запрокинулась, глаза закрылись. Она должна его остановить, думала она. Но это опять было, как мороженое во время диеты. Ну как она может остановить этого взрослого мужчину, если она такая слабая после потери крови? Она его легко остановит, когда почувствует себя лучше.
— Джеки, какая ты красивая. На что ты похожа сейчас, как думаешь?
— Как будто спала в сарае?
— Да. — Его губы ласкали в это время ухо. — Ты такая теплая, мягкая и желанная, очень желанная. Охрипла немного, и глаза полузакрыты. — Его руки скользнули вниз по спине до изгиба ягодиц и… остановились именно на этой волнующе изогнутой линии, тогда как губы крепко прижались к ее горлу.
— Ах, Вильям, мне нужно одеться.
— Конечно, — ответил он и отступил от нее так быстро, что она упала спиной на раковину, за которую ухватилась здоровой рукой. Он прошел к двери кухни и постоял в дверном проеме какое-то время спиной к ней. Она видела, как ходили его плечи, словно он сам себя успокаивал, глубоко вздыхая.
— Нам этого не следует больше делать, — проговорила она успокаивающим тоном.
— Мне — нет. — Его голос прозвучал решительно, как будто он сказал сам себе, что не может вновь делать то, что только что вытворял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54