По правде говоря, единственной причиной, почему Джон Хедли все еще жил в каменном замке, была его скупость. Он не хотел тратить деньги на постройку удобного дома. Теперь уже толстые каменные стены не защищали от врагов, и никто больше в них не нуждался.
Как только Мег с детьми была в безопасности, Уилл, находясь все еще в замке, глубоко задумался. Если будет пожар и все подумают, что дети сгорели, то, конечно же, станут искать их останки. Если останков не найдут, то начнутся розыски. Мальчик всегда будет в опасности…
Наконец Уилл понял, что надо сделать. Конечно, он себя осуждал, и даже подумал, что если он совершит такое святотатственное дело, то его душа никогда не попадет в рай. Но ведь речь шла о Мег и об этих двух младенцах, которых она успела так полюбить. И он перестал думать о рае.
Выбежав из замка, он бегом бросился к кладбищу на церковном дворе, где несколько дней тому назад похоронили его умерших маленьких близнецов-сыновей. Если разразится пожар, будут найдены эти тела.
Незадолго до рассвета в старом замке разразился пожар. Древние стропила и дубовые полы занялись, как бумага. Пламя было настолько жарким, что расплавилась свинцовая крыша и, круша подпорки, обвалилась на людей, которые собрались во дворе. Пытались, конечно, сбить и потушить пламя, но оно в мгновение ока разгорелось слишком сильно.
Джон Хедли стоял посреди толпы и кричал:
— Мой сын, мой сын! — снова и снова. Он хотел броситься прямо в полыхающий костер, чтобы спасти младенца, но его удерживали полдюжины мужчин. Не было никакого смысла пытаться спасти детей — вся башня была в огне.
Только спустя два дня пепел настолько остыл, что по нему могли ходить. Тогда-то и нашли под ним тела двоих детей. От старого замка почти ничего не осталось. Все, кто в нем зарабатывал на жизнь, в нетерпении ждали, какое решение примет Джон. Слухи о том, что же в действительности произошло после рождения двух детей, достигли невероятных размеров. Некоторые говорили, что жена Джона родила какое-то чудовище. А кто-то считал, что у нее родился сын, потому что она продала за сына душу дьяволу. И большинство при этом сходились во мнении, что то, что оба ребенка сгорели в очистительном огне, — это к лучшему.
Кое-кто догадался правильно, но только им хватало ума держать язык за зубами.
Чего все боялись, так это в каком состоянии Джон выйдет из комнаты, в которой он заперся.
И когда он неделю спустя вышел, его было невозможна узнать. Это был уже совсем другой человек. Его волосы, когда-то густые, черного цвета, теперь были цвета стали. Глубокие складки залегли вокруг рта. Взгляд его глаз был тяжелым, холодным и мертвым.
Он въехал на двор на необъезженном жеребце, которых раньше не любил и говорил, что их хорошо только откармливать собакам. Весь рот лошади был в крови, потому что Джон правил при помощи уздечки, на которой были железные зубья, как у пилы.
— Вы чего тут разлеглись? — закричал он на людей, которые были неподалеку, и даже его голос, казалось, изменился. — Работы полно! — заорал он. — Я буду строить дом. Прекрасный новый дом. Дом во славу нашей королевы! Ну-ка, вы все, вставайте и за работу!
С тех пор больше не было никаких упоминаний о сыне, который умер в огне, а Джона Хедли словно подменили. До сих пор это был простой человек, очень страстный по характеру, который умел бурно любить и бурно ненавидеть. Теперь, казалось, внутри него ничего не осталось. Он никого не ненавидел, никого не любил. Единственное, что его интересовало, — это постройка прекрасного каменного дома, внутри которого будет множество прекрасных вещей. Кажется, он решил, что раз уж ему не придется оставить после себя детей, которые бы ему подходили, он оставит после себя необыкновенный дом.
Что касается его жены, то она тоже изменилась, но к лучшему. Больше муж не проклинал и не оскорблял ее. Правда, он больше не спал с ней, но это ее лишь радовало. По правде сказать, Джон стал воспринимать ее как любого другого человека, а когда обнаружил, что она немного разбирается в устройстве садов, стал спрашивать ее мнение.
По мере того как шли годы, их брак сменился дружбой, и мало-помалу в душе Алиды начала рождаться надежда. Другие женщины стали бы ненавидеть своих мужей за то, что те смотрят на них без теплоты во взгляде, но для Алиды отсутствие ненависти почти равнялось любви.
Никогда, ни на секунду она не пожалела о том, что сделала, когда подожгла замок и убила мальчика вместе с ним собственную дочь. Она думала — эти двое умерли, зато другие ее дети остались живы. Больше уже никто не говорил о том, чтобы отдать Гильберту Рашеру все имущество ее детей. Вообще-то этот человек появлялся после пожара, чтобы заявить, что Джон все равно его должник, даже несмотря на то, что мальчик умер, Не по его же вине тот умер. Джон плюнул на контракт и пошел прочь. Гильберт сел на лошадь и уехал, и больше не беспокоил семью Хедли, даже затем, чтобы потребовать десятилетнюю девочку, которая когда-то была его невестой.
На расстоянии почти в пятьдесят миль от замка Уилл и Мег Уоткинс купили ферму и обосновались там, воспитывая «своих» двух детей. Уилл никогда не говорил, что в ту ночь, когда они убежали, он украл сумку с шестью драгоценными золотыми кубками — вытащил ее прямо из-под руки крепко спящего Гильберта Рашера. Сейчас сумка с кубками была спрятана под досками пола фермы. На одном из кубков не хватало рубина, которым Уилл заплатил за ферму, но все остальные были в целости. «Когда дети вырастут, — думал он, — кубки перейдут к ним».
Он не говорил Мег и того, что знал о пожаре, и о том, кому принадлежали те детские тела, которые были найдены на пепелище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155