Вот я бы непременно от неожиданности вздрогнул. Но у Машки опыт оперативной работы больше, чем у всей городской милиции вместе взятой. И не такие лейтенанты со спины подкрадывались.— Ты видела?Баобабова поворачивает лицо. И я вижу ее заплаканные глаза. Это так трогательно…— Ну что ты. Со мной ничего не случилось, Маша. Он ко мне побоялся подойти. Видишь — руки, ноги целы. Голова в порядке. Зачем же так волноваться? Ушел он и всех мертвецов с собой забрал. Здорово, да?— Да при чем здесь ты? — Баобабова разом разрушает идеалистическую картину, нарисованную в моем мозгу. — Что я, дура какая, из-за лейтенанта волноваться. Своих проблем не хватает?Даю мысленную клятву — никогда и ни при каких обстоятельствах не утешать Баобабову, чтобы не выглядеть полнейшим кретином.— Подставили нас по полной программе, Леша. — Машка вытаскивает пистолет, долго смотрит в черное дуло. Передумывает, прячет оружие. — Темное здесь место, Леша. Мужики безголовые шляются. Кобылы с ними. Трупы то появляются, то уходят непонятно куда. И научно это объяснить невозможно. Я домой хочу.— Я тоже хочу.Опускаюсь на корточки. Принимаю наиболее озабоченное выражение. Сейчас у Баобабовой начнется выделение негативных эмоций. Стоя такую волну не выдержать.— Хреновая работа, — усмехается Машка. — Вот ты, Лесик, вроде умный старший лейтенант?С данным утверждением трудно не согласиться. В нашем кабинете, над моим столом, в золоченой рамочке висит копия грамоты от Угробова, где красным по белому написано, что я, старший лейтенант Пономарев, самый умный в отделе “Пи”. Над Машкиным столом, правда, висит такая же грамота, но с другим содержанием: “Самый скорострельный и убойный прапорщик отдела “Пи”.— А раз самый умный, — продолжает Баобабова, скромно потупив глаза, — то скажи: что этому певцу от нас надо было? Чего он требовал? И почему от нас, а не от генерала?Нет у меня ответов. Мозги понимают, что все это могло только привидеться. А сердце молчит, растерялось.Машка отчего-то обижается. Отворачивается, пальцем ковыряется в лампочках. Хочу сделать замечание, что негоже прапорщикам в чужой технике пальцы пачкать, но раз обида, значит, взаимная.Любуюсь восходящим солнцем. На время даже забываю о неприятностях, в том числе о том, что в самолете летит с нами подозрительный товарищ, умело прятавшийся до сих пор.Раздается легкий хруст. Отрываюсь от созерцания горизонта. Баобабова задумчиво рассматривает палец.— Лесик. — Первыми обычно не выдерживают молчания женщины. Наукой доказано и перепроверено на практике. — Что говорит теория вероятности по поводу того, сколько в самолете должно быть дерева?— При чем здесь теория?— Я по-хорошему пока спрашиваю. — Машка воркует, как на свидание приглашает. — Сколько в этом самолете дерева?Дурацкий вопрос от недалекого прапорщика.— Процентов десять. Навскидку, конечно. Я в самолетах не разбираюсь.— Нет, Лесик. — Напарница хитро улыбается, словно знает огромную государственную тайну. Тычет в мой нос пальцем. — Девяносто девять процентов. На этом дурацком самолете девяносто девять процентов дерева и ни грамма железа.Скромные познания в самолетостроении подсказывают, что Баобабова не права. Это раньше, может, из досок строили, а сейчас больше из металла.Машка, продолжая хмыкать, вытаскивает тот самый пистолет, в дуло которого недавно пялилась.— Только вот давай без этого, — прошу я.Но Баобабова не думает останавливаться. Направляет личное оружие на панель управления “Ту” и, не моргнув глазом, стреляет.— Ты что!.. — пытаюсь вырвать пистолет из рук напарницы. — Сейчас здесь все взлетит к чертовой матери!— А мы и так летим. — Мстительность Машки не знает границ. Крепкой, недрогнувшей под моим бешеным натиском рукой стреляет еще раз. — И никуда не денемся.Ничто не взрывается. Ничто не искрит. И полет продолжается в заданном режиме. Только сквозь простреленное отверстие упругой струйкой врывается в кабину забортный воздух.— Лесик, этот самолет сделан полностью из дерева! Я его пальцем только что проткнула. Из дерева! Понимаешь! Он ведь с самого начала подозрительным показался. Неестественным. А оказалось все так просто. — Машка, когда истерично смеется, становится дико обворожительной. — Чудо строительной техники! Ни одного гвоздя! Чуть-чуть бумаги, кожи и пластика. Все остальное — сосна, береза и дуб. Сам посмотри.Баобабова резко бьет кулаком по приборам. Слышен треск и хруст фанеры. Приборная панель раскалывается, оголяя внутренности.Там, где должны были находиться провода, электронные внутренности и другие присущие кабине детали, пустота. Ничего, кроме ровного слоя опилок, забытой двуручной пилы и пустой бутылки из-под газированной воды “Колокольчик”.— А я скажу даже больше! — Машка еле-еле переводит дыхание, с трудом справляясь с легкими. — Кресла деревянные, крылья деревянные, баки топливные наверняка из бумаги склеены, а вместо двигателей бревна отесанные! Потому и тишина такая мертвая. Чему работать, если нет ничего? А, Лесик?Лесик, то есть я, в это время старательно прочесывает кабину, отдирает фанеру, выламывает рычаги, расковыривает кнопки, пытаясь найти хоть что-то, что напоминало бы человеческий самолет в полном смысле этого слова.Меня колотит. Под фанерой нахожу лишь гирлянду лампочек и аккумулятор от мотоцикла. Все не настоящее.— Убедился? — Машка ковыряется в зубах тумблером выпуска шасси. — Хороший сюрприз, правда? Хоть бери гирлянду и вешайся. Ты еще не понял? Мы не на самолете, мы на деревянном гробу летим.Баобабова вытаскивает сигарету. На зажигалке китайского производства появляется живое маленькое пламя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128