– Нет, спасибо, не приучен.
Не зная, о чем говорить с Артемьевым, и от этого не совсем ловко чувствуя себя, полковник прохаживался по комнате, усердно затягиваясь папироской и хмуря брови. Но как только в дверях появилась Надя, все лицо его самозабвенно просияло и словно потянулось ей навстречу.
«Любит», – подумал Артемьев, впервые отчужденно, издалека рассматривая Надю, ее высокую, полнеющую, статную фигуру, ее красивое лицо с большими серыми, чуть-чуть навыкате глазами и капризным ртом.
– Познакомились? – спрашивала между тем Надя, присев на корточки у буфета и доставая оттуда тарелки для Артемьева.
– Ага! – сказал Артемьев.
Надя мгновенно повернулась к нему. Интонация голоса чем-то – она сама еще не могла понять, чем? – поразила ее.
– Познакомились, – подтвердил Козырев, продолжая сиять улыбкой навстречу Наде.
А Надя уже стояла за спиной Артемьева и, наклонясь через его плечо, расставляла перед ним тарелки.
– Ну, подвинься же, медведь этакий, видишь, я не дотянусь, – говорила Надя тем же тоном, каким она начала разговаривать с ним еще в дверях. – А рюмки сам возьми, вон они в буфете. Ты же свой человек.
«Ну вот, свой человек уже есть», – подумал Артемьев и непроизвольно, словно он собирался считать по пальцам все свои осуществившиеся предположения, загнул мизинец левой руки.
«За рюмками я послан для того, – подумал он, доставая рюмки и стоя спиной к Наде и Козыреву, – чтобы она могла тем временем пожать плечами и беспомощно улыбнуться с выражением лица, означающим: «Ну как я могла не пригласить его к столу, раз уж он пришел?»
Он вернулся с набором рюмок в руках.
– Наливай, мы уже налили, – сказала Надя. – Тебе повезло. Петр Сергеевич уже давно здесь и голоден как волк, но я его уговорила подождать, не садиться за стол, пока я не поджарю пирожки к бульону, чтобы потом уже больше не отрываться.
– Ваше здоровье! – сказал Артемьев и чокнулся с Козыревым. Потом он повернулся к Наде и чокнулся с ней.
– Ты знаешь, я не пила ни капли с тех пор, как была у тебя, не этот, последний раз, а еще в марте, – сказала Надя, отпив полрюмки водки
«Как она торопится сказать все сама, – подумал Артемьев, – забежать вперед, чтобы не сказал чего-нибудь я».
– Мы большие друзья с Павликом, – повернулась Надя Козыреву. – С первого класса школы. Страшно сказать! Девятнадцать лет!
Артемьев, на этот раз уже мысленно, загнул второй палец.
– Что ты улыбаешься? – спросила Надя, и в ее голосе проскользнула нотка тревоги.
Он действительно, даже не заметив этого, улыбнулся собственным мыслям.
– Вспоминаю детство, – сказал он.
– Да, ты живой свидетель тому, что мне двадцать семь. – сказала Надя, – Я не убавляю и никогда не буду убавлять себе года.
Это она сказала Козыреву.
– Вам в этом нет нужды, – сказал Козырев, влюбленно гляди на нее.
– А и придет нужда – так все равно не стану, – ответила она. – Я и губ не мажу и не понимаю, зачем это делают. Вообще ценю в жизни только настоящее, неподдельное; неподдельную дружбу, неподдельную любовь.
«Решила выйти за него замуж», – подумал Артемьев, чокаясь с Козыревым и кожей чувствуя, как в эту секунду Надя взглядом наскоро, тревожно обыскивает ею лицо.
Мужчины выпили по нескольку рюмок водки, попробовали и похвалили все закуски, стоявшие на столе. Надя почти не пила: полрюмки водки вначале, а потом только пригубливала все одни и тот же продолжавший оставаться полным бокал вина. Это была новость.
«Замуж, замуж!» – снова подумал Артемьев.
– Совсем не пьете, Надежда Алексеевна, – сказал Козырев. – Неужели вы всегда так?
Надя быстро посмотрела на Артемьева и снова бросилась навстречу опасности.
– Ах, Петр Сергеевич, не хочется признаваться, но я ведь грешница – Павлик знает. Иногда и две и даже три рюмки вдруг выпью. Особенно если очень весело или очень грустно. В отца. Он у меня был могучий человек. И любил выпить. Я только последние два месяца стала такой трезвенницей. Просто как-то в голову не приходит… – «Последние два месяца» она проговорила с нажимом. Очевидно, это был срок их знакомства с Козыревым.
Артемьев посмотрел на Козырева. Тот сидел откровенно счастливый, доверчивый, притихший. Встретив взгляд Артемьева, он открыто улыбнулся. Он был рад, что все так хорошо, что Артемьев школьный товарищ Нади и больше ничего. Как ни странно, он, кажется, верил в это.
– Павлик, пойдем на кухню, возьмем пирожки и бульон, а то я сразу не донесу, – скатала Надя.
Она тоже видела лицо Козырева и понимала, что сейчас уже может спокойно потянуть Артемьева за руку из комнаты и на минуту остаться с ним наедине.
Она и в самом деле хотела выйти замуж за Козырева и даже твердо решила это сделать. С трудом взяв себя в руки, когда появился Артемьев, она в душе все время волновалась, чувствуя свою зависимость от того, как он поведет себя в каждую следующую минуту. Сейчас она желала только одного: чтобы скорей кончился этот обед и мужчины сразу и вместе уехали. Для того чтобы вынудить Артемьева сделать это, она и решила заставить его пойти с собой в кухню. Она заранее придумала, что скажет ему: сейчас она просит его только об одном – чтобы он поскорее уехал вместе с Козыревым. А завтра она сама придет к нему, и они, может быть, последний раз в жизни, поговорят вдвоем о том, что было, и о том, что будет или чего не будет.
То, что мужчины в этом случае уедут вдвоем, ее тоже тревожило, хотя, зная Артемьева, она была почти уверена, что он из гордости не поддержит разговора, даже если Козырев что-нибудь спросит о ней. Но все-таки бог знает, о чем они там будут говорить! Однако сделать так, чтобы Артемьев ушел, а Козырев остался, казалось ей еще более опасным – она боялась окончательно разозлить этим Артемьева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19