- Ну,
пожалуйста, Пауль, поедем! Мне очень хочется!
Мы спустились вниз к сходням, взяли старую моторку и отчалили. Я сидел у
руля, а Моника, свесившись через борт лодки, опустила руку в зеленую воду. В
этом белом наряде, с опущенной рукой, она походила на большого, прекрасного
лебедя из сказки Андерсена. Ветер играл ее мягкими светло-каштановыми
волосами, мне было видно ее маленькое розовое ухо. Если бы я был художником
или скульптором, я изобразил бы ее вот такой, в лодке. Хотя все фантазии
мастеров блекнут пред этой роскошнейшей картиной природы - живой,
ослепительно прекрасной женщиной в белом платье.
- О чем задумалась? - спросил я, чтобы она пошевелилась.
Моника взглянула на меня и улыбнулась.
- Хорошо, правда? Я кивнул.
- Я вспомнила одну историю, которую якобы рассказывал Оскар Уайльд. В
одном маленьком городе жил молодой человек. Он был поэтом. Каждый день он
ходил гулять в одиночестве, а когда возвращался, усаживался в кабачке, и
знакомые спрашивали, что он сегодня видел в
пути. И он говорил, что когда шел через мост, видел в речке наяд и
тритонов, а в лесной чаще танцевали фавны и крошечные эльфы. И каждый день
он рассказывал людям свои сказки. Но вот однажды, когда он шел по мосту, он
взглянул в реку и вдруг увидел, что там - тритоны и наяды. Он пошел в лес -
а там танцевали фавны и эльфы. Когда он вернулся в город и зашел в кабачок,
его, как обычно, окружили друзья и спросили, что же сегодня он видел? Но он
промолчал. Тогда они начали приставать к нему с расспросами. И тут он
ответил: ничего.
Я помолчал, но все же спросил:
- И почему же тебе вспомнилась эта история? Ты полагаешь, что Арне - тоже
поэт?
- Нет! - Она рассмеялась. - Я просто думаю, когда сам сочиняешь, легко
рассказывать... А вот если представить, что твоя выдумка вдруг обернулась
реальностью - тут-то и онемеешь!
- Значит, ты веришь, что здесь происходит нечто противоестественное?
Сверхъестественное?
- Не знаю, чему тут верить или не верить... Но я чувствую, что
надвигается какая-то беда. Когда сегодня я увидела Арне, его лицо, мне
захотелось поскорее уехать домой. Да... Но что-то меня держит. Может быть,
любопытство... Ах, Пауль, давай просто немножко отдохнем... Господи ты Боже
мой, как же хорошо!..
Прошло не более четверти часа, как начал накрапывать дождь. Мои прогнозы
сбывались: на море установился полный штиль, а небо продолжало темнеть.
Поскольку мы все же находились в Атлантике, которая, как известно, шутить не
любит, я предложил переждать грозу на ближайшем острове. Это был довольно
большой островок.
В маленькой бухте за шхерами я заметил хижину. Моторка шла полным ходом,
стараясь обогнать усиливающийся дождь. Через несколько минут мы вытащили
лодку на берег и, привязав ее к боковому валуну, помчались вверх по склону к
хижине.
В ней было пусто, на полу валялись рваные рыбацкие сети, пахло рыбьей
чешуей. Конечно, домик был далеко не идеальным убежищем: с ветхой крыши в
двух местах низвергались веселенькие водопады, стены прогнили и кое-где
виднелась плесень. Но за полуразбитым крошечным оконцем уже плотной стеной
хлестал дождь. Мир таял на глазах и норовил схлынуть в море...
Я сложил сети в кучу на сухом месте. Мы уселись. Я обнял Монику за плечи
и бодро сказал:
- Мы тут, как Иона во чреве кита! Только он был один, а мы - наоборот...
Удачно, правда?
Мокрые волосы падали ей на лицо, чудесное белое платье прилипло к телу и
стало прозрачным. Она съежилась рядом со мной как дикарка, как женщина
каменного века, застигнутая непогодой и ищущая приюта в укромной пещере. Я
покрепче прижал ее к себе, а она шепнула:
- Пауль, мне страшно! Так страшно...
- Почему?
- Все очень странно и так... нехорошо. Какая-то отрава в воздухе... И я
... боюсь за Арне. Он так переменился. Знаешь, мне кажется, ему правда
грозит опасность...
Я чувствовал запах ее духов, словно мне под нос сунули букет нарциссов.
Она прижалась виском к моей щеке. Я не мог оторвать глаз от ее мокрой нежной
груди, а ниже предательски влажное платье рельефно лепило ее маленький
крепкий живот, округлые бедра и лоно. Во мне поднималась горячая красная
волна... Я твердо приказал себе: "Пауль! Ты не должен желать жены ближнего,
его вола и осла!" Отеческим жестом я похлопал ее по руке и отвел глаза.
Старательно выговаривая слова, я произнес как можно тверже:
- Не надо нервничать, дорогая моя. Все это просто дурная шутка.
Какой-нибудь местный юморист испытывает наше терпение. А что касается Арне,
ты же сама знаешь...
Тут я сбился. Я почувствовал, что делаю что-то не так. Я взял ее за
подбородок и повернул лицом к себе. Глядя ей прямо в глаза, я тихо спросил:
- Скажи мне, пожалуйста, честно: что у тебя с Арне? Ты хочешь быть... с
ним?
Она опустила глаза. Лицо ее застыло.
- Не знаю... Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Ты помнишь, как было
чудно тогда, в Осло?
- Конечно, помню... Да ведь это было на прошлой педеле!..
- Да, правда... Уже не верится. Было так хорошо! Я вдруг ощутила себя
свободной, как птичка. Как будто с меня свалилась какая-то тяжесть...
Знаешь, я раньше всегда ощущала какую-то скованность, я была деревянная - и
вдруг ожила. А теперь мне снова так тяжело, как будто меня, живую,
заковывают в цепи. Мне так плохо, Пауль, мне хуже, чем прежде... Ты
понимаешь? Ты поможешь? Ты - единственный, с кем я это почувствовала, ты не
бросишь меня одну?
Что тут ответишь? Разве у меня был выбор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69