Демонстративно бросающие вызов условностям и – не случайно, родительскому авторитету, – эти молодые женщины тратили миллионы на товары с клеймом Мадонны, которые шли нарасхват, ибо были помечены ее славой: тенниски, гастрольные буклеты, серьги, перчатки, афиши спортивные свитера, пуговицы. «Если на вещи – лицо Мадонны, значит, вещь – для продажи», – заметил один остряк. Мадонна ликовала. А ведь кассовые аппараты по всей Америке только начинали позванивать, когда она отметила начало турне в Сиэтле; подняв бокал шампанского после первого концерта, она провозгласила: «За нас, тех, кто правит миром!» Когда Мадонна прибыла в Сан-Франциско, пришла очередь Принса засвидетельствовать ей свое почтение. Он стоял со своими могучими телохранителями в «яме» для фотографов у самого края сцены и наблюдал снизу, как Мадонна выламывается перед пятитысячной толпой орущих фанатов. После концерта Мадонна приняла приглашение Принса заехать к нему в отель. Выходя из лифта со своим телохранителем Клеем Тейвом, она вздохнула: "Что ж, пора навестить «крошку». Принс все больше раздражал Мадонну. Она флиртовала с ним что было сил, но он последовательно отвергал ее сексуальные притязания. «Все в нем говорит: прикоснись ко мне, лизни меня, люби меня, но тут он притворяется, что на нем монашеская ряса», – жаловалась Мадонна. Кроме того, она поведала друзьям, что на ее вкус Принс «слишком изысканный. Я обняла его на прощанье, и он оказался таким хрупким, что чуть не рассыпался у меня в руках». Тем временем Шон Пенн выступал в роли верного воздыхателя. И, что более важно, он преследовал Мадонну, как никто из ее поклонников, появляясь на ее концертах в Майями, Сан-Диего и Детройте. После представления в детройтском «Кобо Холле» она повела его знакомить со своими родителями. (Незадолго до этого Пенн представил Мадонну своим родителям после ее выступления в Лос-Анджелессе в «Юниверсал Амфитиэтр») «Шон по-настоящему занялся ею, – говорит Мелинда Купер. – Он действительно любил ее, не то что „Мармелад“. Я хочу сказать, что „Мармелад“ любил только самого себя. Но она не торопилась отвечать Шону тем же». У Мадонны голова была занята другим, когда она с триумфом вернулась в родной Детройт. В зале сидели ее друзья, родственники, учителя. Прервав на полуслове «Праздник», она обратилась с теплыми словами к бабушке, – та тоже сидела в зале – и произнесла пятиминутную речь, от которой прослезились несколько оркестрантов. В первом ряду, сияя от удовольствия, сидел ее первый наставник Кристофер Флинн, скромно сложив руки на коленях. «Я был совершенно покорен. Я смотрел на нее, а видел ту маленькую четырнадцатилетнюю девочку, что прижимала к себе куклу. Теперь у нее было все, что ей хотелось, – и все, чего она заслуживает, как я ей говорил, когда выпихнул ее из Мичигана коленкой под зад и велел ехать в Нью-Йорк», – рассказывает он.
Но больше всего из тех, кто находился в зале, Мадонна хотела угодить Тони Чикконе. По-прежнему желая снискать одобрение отца, она выбросила из шоу большинство наиболее откровенных сцен. «Представление, которое она дала в родном городе, была сама непорочность по сравнению с теми, которые видела публика в других концах страны, – рассказывает бывший участник ее команды. – Мадонна твердо настроилась не смущать отца». Нэнси Райан Митчел, школьная наставница Мадонны, вспоминает: «Она воздержалась от обычных своих выражений. Мадонна не собиралась рисковать отцовской любовью и уважением». Мадонна и сама признавалась, что при исполнении некоторых довольно скабрезных трюков чувствовала себя не с своей тарелке, зная, что в зале сидит отец. Однако подобная сдержанность никак не проявлялась, когда она смотрела на тысячи двенадцатилетних девочек, многие из которых пришли на концерт в сопровождении настороженных, по вполне понятным причинам, родителей. Проявлением очевидного желания наладить отношения с отцом было приглашение Тони Чикконе произнести знаменитые последние слова представления. «Папа, я хочу, чтобы ты вышел на сцену и сделал так, как когда я была маленькой, – сказала Мадонна. – Ты велишь мне уйти со сцены, потому что тебе кажется, что я плохо себя веду». Чтобы настроить отца на нужный лад, Мадонна напомнила ему о своем скандальном выступлении на школьном вечере, когда она училась в четвертом классе. «Ты по-настоящему меня прогони, потому что я собираюсь сопротивляться», – сказала она. Тони Чикконе последовал указаниям дочери, пожалуй, слишком усердно. Поднявшись на сцену, он так сильно дернул Мадонну за руку, что, по ее словам, «чуть не вырвал с мясом». Под занавес Мадонна вызвала его обратно на сцену – откланяться публике. Мадонна также озаботилась устроить для небольшой группы родственников, бывших одноклассников и учителей маленький прием у себя в номере детройтского отеля «Сен-Режи». Она расхаживала по комнате в бейсбольной шапочке, приветствую гостей и то и дело спрашивая: «Послушайте, правда, отец сегодня был великолепен?» «Это было действительно трогательно и в то же время несколько неловко, – вспоминает Нэнси Райан Митчел.– Много объятий и поцелуев, а Мадонна была очаровательна и приветлива с каждым». Особенно с Мэрилин Фэллоуз, учительницей старших классов, которая поддерживала Мадонну в ее мечтах десять лет тому назад. «Мадонна в своей бейсбольной шапочке подводила эту маленькую пожилую даму во всем и всех ей представляла. Было очень мило», – говорит Митчел. И все же Тони Чикконе в тот вечер чувствовал себя неловко. «Когда Мадонна превозносила его на все лады, он как мог старался ей подыграть, даже пытался завязать разговор и „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114