А откуда же этот Чуваз среди вас? Ему что, больше всех надо? Работа есть, квартира есть, машина казенная, Чего еще надо? Да нет, не пожелал в собственном костюме уместиться. И получил по заслугам... Говорят, еще из
партии выгонят. Вот номер-то будет!
Пате-ипа чуть отпустил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.
— Да ты спрячь галстук в карман, — участливо посоветовал Обезьяна, — зачем тебе в жару с ним дохнуть? Посмотри на меня: у меня зимой и летом грудь нараспашку. Это же здорово!
— М-да, — произнес Пате-ипа. — ,Твой рассказ мне не понравился.
— А мне, думаешь, по душе?
— Ну, а потом что он, Рыжий-то?
— Потом — ничего. Дождик чуть не полил нас оспо-вательно. После моих слов о кутузке он, наверное, передумал насчет этого... — Обезьяна показал, как ныряют в воду.
— Что он еще говорил?
— Все насчет смерти. Что я думаю о ней, а если не думаю, то почему? — Обезьяна расхохотался. — Что я, малахольный? Мне терять нечего. Ежели скажут: «Умирай», я отвечу: «Пожалуйста». Только чтобы без мучений. Разом! Это вы книжек начитаетесь и от страха трясетесь.
— А если с мучениями?
— Это хреновато, — признался Обезьяна. - Послушай, Закан, и ты мне голову начнешь морочить с этой самой смертью?
— Нет, не буду.
— Я так и думал. А то заладили: «Смерть, смерть, смерть!» Мне еще с тобою сто граммов раздавить надо. Разве нет?
— Пожалуй, — сказал Пате-ипа. Обезьяна пошарил в карманах.
— Нету, — сказал он виновато.
— Чего нету?
— Пети-мети нету.
— У меня есть. Пойдем выпьем. Обезьяну вдруг осенило:
— Давай купим пару бутылок, колбаски, шпрот и сбегаем к тебе домой. Я, может, после эту рыжеволосую пойду искать.
— Ладно, — сказал Пате-ипа. — Пошли в магазин... Возьмем кое-чего. Вместо ужина сгодится...
Нотариус Николай Муцба на досуге прогуливался по бульвару, дышал воздухом на сон грядущий. Повстречав Надзадзе, удивился.
— Как! — воскликнул нотариус. — Наш уважаемый архитектор в одиночестве? Это нам, старикам, позволительно, но вам?..
Надзадзе махнул рукой. Он, казалось, чем-то был расстроен. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что он просто-напросто устал. Только полчаса назад закончилось заседание райисполкома. Почти целый день за столом, почти сорок вопросов! Голова идет кругом. Особенно жаркие споры, как всегда, вокруг строительства и архитектурных проектов. Каждый мнит себя в этом деле специалистом. Это как к танцам и песням. Все поют, все танцуют. Вот и выходит, что все специалисты!..
Надзадзе дышал глубоко, по-физкультурному, — морской бриз не успел еще остудить его грудь. Но говорил он спокойно, взвешивая слова, делая особые ударения на некоторых из них, важных, по его мнению.
Нотариус слушал его снисходительно, как старший младшего. Время от времени молча кивал, то есть молча соглашался. Или же вставлял короткую фразу.
По мнению Надзадзе выходило, что новую гостиницу будут строить ускоренными темпами, но, как видно, за счет затягивания ввода двух новых многоэтажных жилых домов. А почему? Да все потому же: строительная организация слаба, механизмов маловато, а окончание домостроительного завода еще далеко за горами. А завод мог бы помочь, и даже очень!
Строители пытались всю вину свалить на архитекторов, будто те виновны в чрезмерном усложнении некоторых конструкций. А на самом деле случилось неожиданное, а именно: грунты под фундаментом оказались значительно слабее, чем предполагалось, — почти плывуны. Понадобились сваи, пришлось пересчитывать фундаменты и так далее.
Нотариус вдруг остановился, приложил руку к груди.
— Что-то мутит меня, — прошептал он.
— Выпили чего-нибудь? — пошутил архитектор. Нотариус отрицательно покачал головой.
— Наверное, съел что-то. Но что?.. — Вдруг он вспомнил: — Чебуреки! Горячие чебуреки. От них такая изжога и мутит. Под ложечкой больно, — почти простонал он. Прислонился спиною к высоченному эвкалипту. Несколько раз тяжело вздохнул.
На него падал голубоватый лунный свет. Возможно, именно поэтому лицо нотариуса показалось Надзадзе особенно бледным.
— Проводить домой? — спросил архитектор.
— Не знаю...
Вдруг нотариуса стало рвать, да так, что, казалось, все внутренности извергнутся наружу. Он едва держался на ногах, щупленькое тело содрогалось, будто его трясли на камнедробилке.
Архитектор растерялся, тем более что щепетильный нотариус подавал ему знаки: дескать, уйдите, отойдите... Наконец рвота прекратилась, однако нотариус, видимо, никакого облегчения не почувствовал.
— Под ложечкой... Под ложечкой... — простонал он громко.
Он попросил проводить его к морю, поближе к воде. Архитектор помог ему спуститься с крутого берега, уложил на прохладную гальку. Смочил водой платок и подал нотариусу, который дышал судорожно, точно рыба, выброшенная на берег, — широко открытым ртом.
Архитектор решил вызвать «Скорую помощь». Но как оставить нотариуса одного? Невдалеке стояли молодые люди.
— Сюда! Сюда! Скорее! — позвал их Надзадзе. Они быстро приближались.
А нотариус лежал тихий, успокоившийся после страшной рвоты. И даже на боль под ложечкой не жаловался.
— Ребята, — обратился к незнакомцам архитектор, — плохо человеку стало. Вызовите «Скорую помощь». Но только быстрее.
Двое парней бросились вверх, к телефону-автомату.
— Ну как? — Надзадзе наклонился к нотариусу.
Тот тяжело дышал. Архитектор взял его руку, пытался нащупать пульс, но не мог его обнаружить. От волнения, должно быть.Луна поливала берег ровным голубоватым светом, весело бежали маленькие прозрачные облака по широкому
небу. Море было тяжелое, неподвижное, точно мед в огромной чаше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36