— Я знаю.
— Откуда? — Он повернулся к ней, окинув ее заинтересованным взглядом. — Ты не можешь этого помнить. Тебе было года три.
Диз невозмутимо подтянула стремя и спокойно ответила:
— Мой отец и братья воевали в то время.
— В одной из таких армий?
— Против одной из таких армий.
— А, — коротко произнес Глодер. — Ну так вот, мне пришлось сменить перо на меч, и неожиданно оказалось, что я владею ими одинаково хорошо. Моего учителя зарубили у меня на глазах, и я понял, что в нынешнем мире полезнее для здоровья уметь убивать, а не писать. Хотя почерк у меня до сих пор великолепный.
— Не имела возможности убедиться, — насмешливо сказала Диз. — Что ж, придется поверить тебе на слово.
— А ты разве умеешь читать?
— Конечно.
— Ха! Твое «конечно» несказанно позабавило бы девять десятых женщин и две трети мужчин. Грамоту знают только писари, жрецы да иногда дворяне… Ты дворянка, Диз?
Она натянула поводья: ее кобыла тоже начинала волноваться, взбудораженная недовольным ржанием рвавшегося вперед коня Глодера.
— Может, перейдем на рысь? — предложила она.
— Как хочешь.
Несколько минут они ехали молча. Диз проигнорировала вопрос, а Глодер притворился, что не заметил этого. Однако он не собирался отступать так быстро. Он понимал, что эти часы, возможно, последние, проведенные ими вместе, и ему больше не представится шанса узнать о ней хоть немного… хоть что-нибудь, что можно было бы помнить.
— Ну а ты как попала в армию? Ты дерешься, как мужчина. Кто тебя учил? Отец?
Диз криво усмехнулась, и Глодер слегка нахмурился — ему не правилась эта усмешка, и не нравилось то, как часто она появлялась на губах Диз.
— Нет, — ответила она. — Отец и слышать не захотел бы ни о чем подобном. Он считал, что женщина должна достичь половой зрелости, выйти замуж и каждый год рожать по ребенку. У моей матери с этим были проблемы, из всех ее детей выжили только трое, и отец мечтал покачать на коленях хоть с десяток внуков. Да и я, по правде говоря, не видела для себя иной судьбы. Ведь это так обычно в нашем несовершенном мире, верно?
— Как же ты переубедила его?
Диз пожала плечами, заправила за ухо выбившуюся из косы прядь. Она никогда не могла затянуть волосы туго, они были слишком пышны и тяжелы. Вообще они мешали, это было очевидно, и ухаживать за ними дело хлопотное, особенно в походных условиях. Женщины, занимающиеся военным делом, обычно стригли волосы коротко, чтобы можно было легко убрать под шлем или шапку. У Диз же была коса почти до колен, и, хотя Глодер по-мужски восхищался водопадом цвета темного пламени, в который превращалась коса, когда Диз расплетала ее, практичная часть его рассудка возмущалась подобным капризам. Он помнил, как однажды во время битвы солдат вражеской армии намотал эту косу на руку и уже занес меч, чтобы отрубить Диз голову, но девушка оказалась проворнее и выпустила ему кишки, а потом долго не могла разжать стиснутый в предсмертной судороге кулак убитого. Глодер вспомнил, как она присела возле трупа среди крови, копоти и грохота битвы, пытаясь расцепить скрючившиеся пальцы, и как он подошел к ней, как наклонился, раздраженный и разгоряченный, как протянул окровавленную руку и схватил Диз за плечо, собираясь встряхнуть ее и сказать: «Какого дьявола ты возишься, руби на хрен!» Она обернулась, и он увидел на ее лице ярость. Не отчаяние, не злость, не гнев, которые он вполне ожидал там увидеть, — обычные чувства вспыльчивой женщины, которой прижали волосы, а ярость, слепую, безумную, выплескивавшуюся через края узких синих глаз и забрызгивавшую всё вокруг, словно кровь, которой здесь и так было достаточно. Глодер на миг онемел, потрясенный этой яростью, ее молчаливой и в то же время сбивающей с ног мощью, и, забыв о раздражении, проговорил: «Тебе помочь?» И тогда она…
— Эй? — насмешливо окликнула его Диз. — Смотри не вывались из седла.
— Да, — отрешенно отозвался он, неожиданно для самого себя захваченный этим, казалось, поблекшим воспоминанием. «Тогда она просто отрубила трупу кисть. Не косу, а руку. И унесла ее на волосах в лагерь, словно трофей, а вечером сидела у костра и обрезала пальцы трупа, как сучки у полена, пока не освободила волосы. А потом смахнула обрезки в костер и откинула косу за спину. И отблески пламени переливались в ее волосах».
Он не спросил, почему она просто не отрезала вершок волос. Тогда они были едва знакомы, и это его не слишком интересовало. К тому же что-то подсказывало ему, что ответа он всё равно не получит.
— Я его не переубеждала, — проговорила Диз, и Глодеру пришлось напрячься, чтобы вспомнить, о чем они только что говорили. Ах да, о ее отце, жаждавшем понянчить внуков. — Он ни о чем не знал.
— Ты сбежала из дома?
— Можно и так сказать. К тому времени я достаточно наслышалась о боевой школе Гринта Хедела и…
— Гринт Хедел?! — изумился Глодер. — Но ведь это элитная боевая школа! Туда берут по конкурсу и, насколько я знаю, только мальчиков.
— Старый предрассудок, — пожала плечами Диз. — В этом возрасте не так-то важен пол ребенка. Хотя эта школа уже лет пятьдесят не тренировала девушек, и моя заявка вызвала… ну, скажем так, скепсис.
— Так ты просто пришла и сказала: «Примите меня?»
— Насколько я знаю, так приходят все.
— А конкурс?
— Я его прошла.
Глодер изумленно покачал головой, а потом опомнился. Эй, парень, ты ведь видел эту девчонку в бою. Похоже, она родилась с мечом в руке. Должно быть, едва не зарубила инструктора на первом же испытании. Он улыбнулся этой мысли и слегка вздрогнул, вдруг представив себе маленькую девочку с мечом в неопытных, напряженных руках… маленькую девочку с рыжей косой до колен и дикой звериной яростью, хлещущей из узких прорезей глаз, как кровь из резаной раны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12