— говорила она. — Ей дали засидеться в девушках, и вот она готова броситься на шею какому-то Рогрону.
Графиня подняла на ноги весь департамент, но не нашла ни одного дворянина, согласного жениться на девушке, у матери которой было всего лишь две тысячи франков ренты. Поисками этого неизвестного — правда, слишком поздно — занялись также супрефект и партия Тифенов. Г-жа де Бресте клеймила пагубный для Франции эгоизм, плод материализма и узаконенной власти денег: знатность уже — ничто! красота — ничто! какие-то Рогроны, Винэ вступают в борьбу с королей Франции!
У Батильды де Шаржбеф над ее соперницей было неоспоримое преимущество и в красоте и в нарядах. Она была ослепительно бела; в двадцать пять лет ее развившиеся плечи, ее прекрасные формы приобрели чудесную округлость. Стройная шея, точеные ноги и руки, роскошные волосы восхитительного белокурого цвета, прелесть улыбки, благородная форма хорошо посаженной головы, овал лица, красивые глаза, красиво изваянный лоб, еще не потерявшая гибкости талия и воспитанность, сквозившая в каждом движении, — все в ней было гармонично. У нее были изящные ручки, узкая ступня. Цветущий вид придавал ей, быть может, сходство с красивой служанкой из харчевни, «но Рогрону это не должно казаться недостатком», — говорила прекрасная г-жа Тифен. В первый раз мадемуазель де Шаржбеф явилась в очень простом наряде. Коричневое Мериносовое платье с зеленой вышивкой фестонами было сильно открыто, но плечи, спину и грудь прикрывала тюлевая косынка, натянутая под корсажем шнурками и, несмотря на аграф, слегка приоткрывавшаяся спереди. Прелести Батильды казались под этой прозрачной сеткой еще соблазнительней и кокетливей. Она сбросила шаль, сняла бархатную шляпу, открыв при этом свои хорошенькие ушки, украшенные золотыми серьгами с подвесками. На шее у нее был маленький крестик, и бархотка выделялась на ней, как черное кольцо, которым причудница природа украшает хвост белой ангорской кошки. Ей знакомы были все уловки девиц на выданье: она поднимала руки, поправляя без всякой нужды свои локоны, просила ослепленного Рогрона пристегнуть ей манжетку, на что несчастный отвечал невежливым отказом, стараясь скрыть свое волнение под видимостью полного равнодушия. Робкая любовь галантерейщика — единственная, которую суждено было испытать ему за всю жизнь, — проявлениями своими походила на ненависть. На этот обман поддались Сильвия и Селеста Абер, но отнюдь не стряпчий, человек выдающийся по своей проницательности среди этого тупоголового общества и встретивший единственного соперника в лице священника, ибо полковник давно уже был с ним в союзе.
Полковник, со своей стороны, стал вести себя по отношению к Сильвии точно так же, как Батильда вела себя по отношению к Рогрону. Он менял каждый вечер сорочку, начал носить бархатный галстук, над которым выступали белые уголки воротника, что превосходно оттеняло его воинственную физиономию; завел белый пикейный жилет и заказал себе из синего сукна новый сюртук, на котором выделялась красная розетка ордена, — все это якобы в честь прекрасной Батильды. После двух часов дня он не курил. Он стал зачесывать волнистые пряди своих седеющих волос, прикрывая ими лысину цвета охры. Словом, приобрел внешность и повадки главы партии, человека, собирающегося сурово расправиться с врагами Франции — Бурбонами.
Но дьявольски коварный стряпчий и хитрый полковник устроили викарию и его сестре еще более жестокий сюрприз, чем появление прекрасной мадемуазель де Шаржбеф, которая признана была и либеральной партией и салоном де Бресте в десять раз красивей прекрасной г-жи Тифен. Полковник и Вина — два великих политика маленького городка — начали исподволь распускать слухи, что г-н Абер всецело разделяет их убеждения. Вскоре в Провене заговорили о нем как о либеральном священнике. Срочно вызванный в епархию, г-н Абер вынужден был отказаться от вечерних посещений Рогронов; но сестра его продолжала там бывать. С этого времени салон Рогронов мог считаться открытым и приобрел влияние.
Итак, к середине года интриги политические заняли в салоне Рогронов не меньшее место, чем интриги брачные. Если скрываемые в глубине сердец интересы вступали в жестокие, но тайные схватки, то борьба общественная приобретала широкую и роковую огласку. Всем ведомо, что на выборах 1826 года пало министерство Виллеля. В избирательной коллегии Провена кандидат либералов Винэ (нотариус Курнан доставил ему избирательный ценз, приобретя для него поместье, за которое еще не было уплачено) чуть было не одержал победу над г-ном Тифеном: председатель суда получил лишь на два голоса больше. В салоне Рогронов к г-жам Винэ и Де Шаржбеф, к стряпчему и полковнику присоединялись иногда г-н Курнан с женой и врач Неро, человек, проживший бурную молодость, но теперь смотревший на жизнь весьма серьезно и посвятивший себя науке, так что он, по словам либералов, был гораздо более сведущ, нежели г-н Мартене. Рогроны так же мало понимали теперь причины своего триумфа, как прежде — своего изгнания из общества.
Прекрасная Батильда де Шаржбеф, которой Вине изобразил Пьеретту как врага, была с ней до крайности пренебрежительна. Уничижение бедняжки всем было на руку. Г-жа Винэ бессильна была помочь ребенку, которого — как она это наконец поняла — готовы были беспощадно стереть в порошок сталкивающиеся между собой корыстные интересы. Если бы не категорическое приказание мужа, она бы перестала бывать у Рогронов: ей слишком тяжело было видеть, как травят это прелестное маленькое создание, которое инстинктивно жалось к ней, прося показать тот или иной шов или узор, словно чуя в ней скрытую поддержку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53