То, конечно, не был простой скряга, и его страсть, должно быть, скрывала в себе глубокие наслаждения и никому не поверяемые мысли.
- По какому курсу ходят венецианские цехины? - внезапно спросил он своего будущего ученика.
- По три четверти в Брюгге, по одному в Генте.
- Какой фрахт на Шельде?
- Три су парижского чекана.
- Нет ли чего нового в Генте?
- Разорился брат Лиевена Герда.
- Вот как!
Издав это восклицание, старик прикрыл колени полой своей одежды - он был облечен в просторную судейскую мантию из черного бархата, спереди открытую, с пышными рукавами и без воротника. Одни лохмотья остались от роскошной переливчатой материи некогда великолепного костюма, сохранившегося от тех времен, когда мэтр Корнелиус был председателем трибунала по имущественным делам - должность, исполнение которой принесло ему вражду герцога Бургундского. Филипп не чувствовал холода, он вспотел под своей сермяжной сбруей, с дрожью в сердце ожидая новых вопросов. Благодаря своей хорошей памяти он твердо усвоил краткие наставления, данные ему накануне одним евреем, который был ему обязан жизнью, человеком, отлично знакомым с повадками и привычками Корнелиуса, и до сих пор этого было достаточно. Но дворянин, в пылу своих замыслов ни в чем прежде не сомневавшийся, уже начинал видеть все трудности смелой затеи. Торжественная серьезность и хладнокровие страшного фламандца подействовали на него. К тому же он чувствовал себя под замком и ясно понимал, что главный превотальный судья всегда готов предоставить виселицу в распоряжение мэтра Корнелиуса.
- Вы ужинали? - спросил казначей, но таким тоном, в котором звучало: "Не вздумайте ужинать!"
Несмотря на этот выразительный оттенок в голосе брата, старая дева встревожилась; она посмотрела на молодого человека, словно измеряя взглядом емкость его желудка, и, чтобы что-нибудь сказать, произнесла с притворной улыбкой:
- Ну, и черные же у вас волосы - чернее, чем хвост у чорта!
- Я поужинал,- ответил Корнелиусу дворянин.
- Ладно! Приходите ко мне завтра,- сказал скряга - Давно уже я привык обходиться без помощи ученика. Впрочем, утро вечера мудренее.
- Ах, клянусь святым Бавоном! Милостивый государь, я - фламандец, я никого здесь не знаю, уличные цепи уже натянуты, меня посадят в тюрьму. Но, разумеется, добавил он; спохватившись, что проявляет слишком большую настойчивость,- если вам угодно, я уйду.
Имя св. Бавона странно подействовало на старого фламандца [Бавон популярный во Фландрии святой, считавшийся покровителем Гента - родного города Корнелиуса Хугворста].
- Ну, ну! Клянусь святым Бавоном, вы ляжете здесь.
- Но...- сказала старая дева, приходя в беспокойство.
- Замолчи! - прикрикнул на сестру Корнелиус.- Остерлинк в своем письме ручается за этого молодого человека,- шепнул он ей на ухо. Ведь у нас хранятся сто тысяч ливров, принадлежащие Остерлинку! Это - хорошая порука.
- А если он украдет у тебя баварские драгоценности? Право, он больше похож на вора, чем на ученика!
- Ш-ш! - сказал старик, настораживаясь.
Оба скряги стали прислушиваться. Мгновение спустя после этого "ш-ш" вдали, по ту сторону городских рвов, еле-еле послышались шаги нескольких человек.
- Это дозор из Плесси,- сказала сестра.
- Ну-ка, дай мне ключ от комнаты учеников,- промолвил Корнелиус.
Старая дева протянула руку, чтобы взять светильник.
- Не собираешься ли ты оставить нас одних без света? - воскликнул Корнелиус многозначительным тоном.- Дожила до таких лет, а не помнишь, где ключ лежит. Разве уж так трудно его нащупать?
Старуха поняла смысл, скрытый в его словах, и вышла. Провожая взглядом это странное создание, когда оно направлялось к двери, Филипп Гульнуар заодно, украдкой от своего учителя, оглядел и залу. Стены были обшиты понизу дубовой панелью, а выше обиты желтой кожей, украшенной черными арабесками; но особенно бросился ему в глаза фитильный пистолет.
Это страшное новое оружие находилось возле Корнелиуса.
- Как рассчитываете вы добывать себе средства к жизни? - спросил ссудных дел мастер.
- Денег у меня мало,- ответил Гульнуар,- но я кое-что смыслю в извлечении доходов. Если только вы пожелаете уделять мне по одному су с каждой марки, которую я дам вам заработать, я буду доволен.
- Одно су... одно су...- повторил скряга.- Многовато!
При этих словах вошла сивилла.
- Пойдемте,- сказал Корнелиус Филиппу.
Они вышли в прихожую и стали подниматься по каменной винтовой лестнице, круглая клетка которой находилась в высокой башенке по соседству с залой. На втором этаже молодой человек остановился.
- Да нет же! - сказал Корнелиус.- Эта обитель не для вас - здесь увеселяется король.
Архитектор устроил помещение для ученика под остроконечной крышей башенки, над самой лестницей; это была небольшая круглая комната, холодная, с голыми каменными стенами. Башня занимала середину фасада, обращенного во двор, узкий и мрачный, подобно всем дворам в провинции. В глубине, сквозь решетчатые аркады, виднелся довольно неприглядный сад, где росли только шелковичные деревья, за которыми, вероятно, ухаживал сам Корнелиус. Все это дворянин рассмотрел - благо луна сияла ярко - сквозь узкие окна, освещавшие лестницу. Жалкая кровать, рассохшийся сундук и скамья, на которой стояла кружка, составляли всю меблировку его конуры. Дневной свет проникал в нее только через небольшие четырехугольные отверстия, расположенные, вероятно, вдоль наружного валика башни в виде украшений, характерных для этого изящного архитектурного стиля.
- Вот ваше жилище; оно просто, надежно, в нем имеется все, что необходимо для ночлега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23