Оливье ле Дам и врач Куактье стояли в амбразуре окна и лишь молча переглядывались, чтобы не потревожить сон своего господина. Слышно было только, как по первой зале прогуливались два камергера: владетель Монтрезора и Жан Дюфу - владетель Монбазона. Эти турские вельможи поглядывали на капитана шотландской гвардии, вероятно, по своему обыкновению, заснувшего в кресле. Король, казалось, дремал. Его голова свесилась на грудь, шапка сдвинулась на лоб, почти целиком закрывая глаза. Сидя в такой позе на своем высоком кресле, увенчанном королевской короной, он как бы весь ушел в себя, подобно человеку, заснувшему среди каких-то размышлений.
В этот момент Тристан со своей свитой всходил на мост святой Анны, находившийся в двухстах шагах от ворот Плесси, на канале.
- Кто это? - спросил король.
Двое придворных удивленно переглянулись.
- Ему что-то снится,- чуть слышно сказал Куактье.
- Праведный боже! - промолвил Людовик XI.- Вы считаете меня полоумным, что ли? Да ведь по мосту идут люди! Правда, я сижу возле камина, и здесь мне слышнее, чем вам. Это - действие закона природы, которым можно бы воспользоваться...
- Что за человек! - сказал ле Дэм.
Людовик XI встал, подошел к тому окну, откуда он мог видеть город; тогда он узнал главного судью и сказал:
- Ага! Вот мой кум со своим вором... да там и моя миленькая Мария де Сен-Валье. А я и позабыл обо всем. Оливье,- обратился он к брадобрею,- пойди скажи господину Монбазону, чтобы он приказал подать нам к столу доброго бургэйльского; да присмотри, чтобы повар не забыл подать морскую миногу; графиня очень любит и то и другое. Можно мне есть миногу? - несколько погодя добавил он, бросая беспокойный взор на Куактье.
Вместо ответа врач принялся исследовать лицо своего господина. Вдвоем они представляли собою настоящую картину. Благодаря романистам и историкам у нас прославились коричневое камлотовое полукафтанье и штаны из той же материи, которые носил Людовик XI. Его шапка, украшенная свинцовыми медалями, и орденская цепь св. Михаила не менее знамениты; но ни один писатель, ни один художник не изобразил лица этого ужасного монарха в последние годы его жизни - болезненного, землистого лица, все черты которого выражали горькую хитрость, холодную иронию. У Людовика XI был лоб великого человека, изрезанный морщинами и говоривший о высоких думах, а в его щеках и губах чувствовалось что-то заурядное, обыденное. По некоторым чертам физиономии можно было его принять за старого развратника-виноградаря или за скупого торгаша; но сквозь это неясное сходство и сквозь дряхлость умирающего старика ясно проступали черты человека власти и действия, короля. Его светложелтые глаза казались угасшими, но в них таилась искра храбрости и гнева, и при малейшем столкновении они могли извергнуть испепеляющее пламя. Врач был толстый горожанин, с цветущим, остроносым, алчным лицом, он одет был в черное и напускал на себя значительный вид. Обрамлением для этих двух особ служила спальня, отделанная ореховым деревом и обтянутая узорчатыми фландрскими тканями; потолок ее, с резными балками, уже почернел от копоти. Кровать и вся мебель, инкрустированные оловянными арабесками, может быть, показались бы сейчас более ценными, чем они действительно были в те времена, когда стало создаваться столько великолепных произведений искусства.
- Морская минога вам не годится,- ответил "физик".
Это название, незадолго до того введенное вместо слова "лекарь", теперь осталось за врачами лишь в Англии, а тогда давалось медикам повсюду.
- Так что же я буду есть? - покорно спросил король.
- Утку-чернявку с солью. Иначе у вас образуется столько желчи при движении, что вы, пожалуй, рискуете умереть в день всех усопших.
- Нынче?! - воскликнул объятый страхом король.
- Эх, ваше величество, успокойтесь,- сказал Куактье,- ведь с вами здесь я. Избегайте волнений и постарайтесь развлечься.
- Ах! В этом трудном мастерстве когда-то преуспевала моя дочь.
В это время Эмбер де Бастарне, владетель Монтрезора и Бридоре, тихо постучал в дверь королевской спальни. С разрешения короля он вошел и доложил о прибытии графа и графини де Сен-Валье. Людовик XI подал знак. Появилась Мария в сопровождении своего старого супруга, который пропустил ее вперед,
- Здравствуйте, дети мои,- сказал король.
- Государь,- тихо предупредила дама, целуя его,- я хотела бы поговорить с вами по секрету.
Людовик XI не подал вида, что слышал. Он повернулся к дверям и крикнул глухим голосом:
- Эй, Дюфу!
Дюфу, владетель Монбазона и сверх того виночерпий французского короля, поспешно явился.
- Сходи к дворецкому, надо подать мне к обеду чернявку; затем пойди к госпоже де Божэ и скажи ей, что нынче я желаю обедать один.- Знаете ли вы, сударыня, ведь вы совершенно пренебрегаете мною,- притворяясь немного рассерженным, продолжал король,- вот уже скоро три года, как я вас не видел! Ну, идите же сюда, милочка,- добавил он, садясь и протягивая к ней руки.- Вы очень похудели! Э, как же вы допускаете, чтобы она худела? - резко обратился Людовик XI к г-ну Пуатье.
Ревнивец бросил на свою жену такой испуганный взгляд, что ей стало почти жаль его,
- Это все от счастья, ваше величество,- ответил он.
- А! Вы слишком любите друг друга,- сказал король, сидя в кресле и поставив дочь перед собою.- Ну, я вижу, что был прав, называя тебя "Мария благодатная". Куактье, оставьте нас. Так чего вы желаете от меня?- сказал он дочери, когда врач вышел.- Уж если вы прислали ко мне вашего...
В этот опасный миг Мария смело закрыла королю рот своей рукою и шепнула ему на ухо:
- Я всегда считала, что вы проницательны и умеете молчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23