— Да, я гуляла там, — легко соврала Аксум. — Хотела порисовать насекомых с натуры. С натуры рисовать интереснее, чем по памяти, знаешь?
— Будь в другой раз аккуратнее, — еще раз повторил Мехда. — Наш господин очень не любит беспорядка.

* * *
Аксум страшилась невзгод и лишений и больше всего на свете боялась заболеть. Болезнь могла повлиять на ее зрение или гибкость пальцев, а допустить этого она не имела никакого права. Поэтому она стремилась жить в тепле, следила за тем, чтобы хорошо питаться, и лишь крайняя необходимость могла заставить ее выбраться ночью из дома и несколько часов просидеть в траве у западной стены, возле куста шиповника.
Ожидание было наконец вознаграждено. Над стеной показалась голова.
— Аксум! — прошипел тихий голос.
— Я здесь! — отозвалась она.
— Я не мог прийти раньше, за мной следили, — зашептал Инаэро.
— Мне здесь неплохо живется, — фыркнула Аксум. — Что ты еще затеял? Убирайся!
— Скоро тебе придется отсюда бежать, — торопливо говорил Инаэро. — Ватар повсюду тебя разыскивает. Он наврал Арифину, будто ты померла, и тот, вроде бы, поверил. Однако шила в мешке не утаишь — Ватар понимает, что рано или поздно твои рисунки и рукописи попадутся на глаза Арифину, и он все поймет.
— И что?
— Думаю, вероятнее всего, к тебе зашлют убийцу, — сказал Инаэро, сам ужасаясь собственным словам.
— Знаешь, мне это не нравится, — помолчав, заявила Аксум.
— Я попробую подыскать тебе другое убежище.
— Нужно уходить из Хоарезма. Другое убежище в этом же городе меня не спасет.
— С тобой хорошо обращаются? — вдруг забеспокоился Инаэро. Ему все время казалось, что он не так и не о том разговаривает с Аксум.
— Говорю тебе, я не жалуюсь. Я ем, сплю, любуюсь изящным и работаю, — нетерпеливо оборвала Аксум. — Жаль оставлять этот дом. Однако ты прав: из Хоарезма надо уходить как можно скорее. Мой хозяин лопается от счастья, когда видит свои дурацкие мемуары переписанные моим почерком с завитушками. Скоро он не выдержит и покажет их кому-нибудь.
— У него самого начнутся неприятности, если он это сделает.
— Да, но он тщеславен. И тщеславие может взять верх над осторожностью.
— Я приду сюда через три дня, Аксум. Возьми с собой все свои деньги, одежду — что захочешь.
— Успеешь подготовиться за три дня? — спросила она недоверчиво.
— Постараюсь…
— Не «постараюсь», а подготовься. Кроме того, я не люблю сидеть по ночам в холодной траве, по росе.
— Через три дня будь готова, — повторил Инаэро. — Прощай, Аксум.
— Прощай, прощай… — пробормотала она и направилась к дому.
Ее взволновал этот разговор. Взволновал и огорчил. Конечно, она знала, что господин Ватар будет ее разыскивать. Но вот так запросто услышать, что к тебе собираются заслать наемного убийцу… И не в лапы ли к господину Ватару заманивает ее Инаэро? Недоверие поднялось откуда-то из глубин ее существа и захлестнуло горло жесткой петлей. Кому доверилась? Кому в руки предала свою судьбу? Мужчине, свободному? Откуда ей знать, что у него на уме?
Она даже застонала сквозь стиснутые зубы. Недоверие мучило ее хуже болезни. Она плохо спала, невнимательно вела записи. По настоянию Медхи, питалась в эти дни только молоком и медом, но болезнь не проходила. Ей было страшно. По ночам к ней приходил один и тот же сон: она спускается по веревке через стену, и уже у самой земли веревка вдруг оживает, поднимается, как змея, обвивает ее горло и принимается душить. Аксум просыпалась от собственного беззвучного крика и долго еще лежала в темноте, широко раскрыв рот и жадно глотая воздух.
И ни одной живой души не было поблизости, чтобы поделиться с нею этой бедой.
Церингену она сказала, что у нее обычное женское недомогание. Церинген охотно «вошел в положение» и даже захлопотал как-то совсем по-женски: бедняжечка, пусть тебе дадут молочка, полежи в постельке, побереги себя — у многих девочек в такие дни очень дурное самочувствие…

* * *
Но бежать ей не пришлось. События повернули совершенно не так, как предвидел Инаэро. В его судьбу вновь вмешались посторонние силы.
На сей раз злой рок Инаэро принял облик черноволосого синеглазого варвара, который нанялся охранником в кхитайский караван, снаряжаемый Эйке.
Прочие наемники только тем и занимались, что отдыхали перед долгим путешествием. Наедали жирок, играли в кости, болтали. Женщина, что была с ними, — подруга одного из солдат, — проводила дни на женской половине. Она возилась с ребенком, чинила и чистила одежду хозяйки и явно наслаждалась обычной оседлой жизнью. Инаэро видел ее раз или два, но она всегда прикрывала лицо рукавом и торопилась уйти.
На писца мало кто обращал внимания. Когда Эйке в первый раз увидел, что к нему прислали «негра» вместо Аксум, он не смог скрыть разочарования.
А где та девочка, которая так чудесно и быстро писала? — спросил хозяин.
— Она сейчас приболела, — соврал Инаэро, как его учили, и склонился в низком поклоне. Он чуть исказил голос и пригнул голову, чтобы Эйке не узнал его.
Впрочем, как учил Инаэро многоопытный Ватар, человека редко узнают, если видят его в непривычной ситуации. Если бы тот же «негр» находился в старой лавке, где некогда заправлял делами Инаэро, — в этом случае Эйке, возможно, и разглядел бы знакомые черты. Но поскольку Эйке не ожидает встретить Инаэро в роли писца, то и не поймет, кто перед ним на самом деле. Так оно и случилось. Эйке сказал:
— Перепиши набело вон те документы. Таблички приготовлены на столе справа, пергаменты слева, чернила свежие. Тебе принесут фруктов и разбавленного вина.
Инаэро взялся за работу, попутно делая выписки для хозяина, — раз уж взялся шпионить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95