Он не просил меня обещать что-нибудь. Он просто заявил об этом и сказал, что я могу идти.
– И, несмотря на это, мистер Геберт настойчиво ухаживал за вами?
– Конечно, он продолжал ухаживать. Почему бы и нет? Многие за мной ухаживают. Я так богата, что стоит приложить усилия…
– Боже ты мой! – Глаза Вулфа на мгновение открылись, он взглянул на нее и снова полузакрыл глаза. – Вы так циничны в этом отношении?.. Но это мужественный цинизм, который, конечно, уместен. Ничто так не восхищает, как стойкость, с которой миллионеры переносят отрицательные стороны своего богатства. Какова профессия мистера Геберта?
– У него нет никакой. Это одна из черт, которые я не люблю в нем. Он ничего не делает.
– Есть у него какой-нибудь доход?
– Я не знаю. В самом деле, я ничего не знаю об этом. Я думаю, что есть… я слышала, как он делал какие-то смутные замечания. Он живет в Чезборо, и у него есть автомобиль.
– Я знаю. Мистер Гудвин сообщил мне, что он приезжал сюда вчера. Во всяком случае, смелый человек. Вы знали его в Европе, что он делал там?
– Не больше чем здесь, насколько я помню, конечно. Я была совсем юной тогда. Во время войны он был ранен, а позже приехал навестить нас в Испании… то есть мою мать, мне было только два года… и он поехал с нами в Египет немного позднее, но когда мы поехали дальше на восток, он вернулся…
– Один момент, пожалуйста. – Вулф нахмурился. – Давайте приведем в порядок хронологию. По-видимому, собралась настоящая компания в Испании; почти последние слова мистера Мак-Нэра были о том, что он поехал в Испанию со своей малюткой дочерью. Мы начали с того момента, как началась ваша жизнь. Вы родились, как вы сообщили мне вчера, в Париже – 7 мая 1915 года. Ваш отец был на войне, как летчик британской авиации, и был убит, когда вам было несколько месяцев. Когда ваша мать повезла вас в Испанию?
– В начале 1916 года. Она боялась оставаться в Париже из-за войны. Мы поехали сначала в Барселону, а затем в Картахену. Немного позднее дядя Бойд и Гленна приехали и присоединились к нам там. У него не было денег, а здоровье было плохое, и мать… помогала ему. Я думаю, Перрен приехал вскоре после этого, отчасти потому, что дядя Бойд был там, а они оба были друзьями моего отца. Потом в 1917 году умерла Гленна, и вскоре после этого дядя Бойд вернулся в Шотландию, а меня мать увезла в Египет, потому что в Испании боялись революции или еще чего-то. И Перрен поехал с нами.
– Хорошо. У меня есть дом в Египте, который я не видел в течение двадцати лет. Вход в него выложен мозаичной плиткой. Как долго вы были в Египте?
– Около двух лет. В 1919 году, когда мне было четыре года (конечно, мать рассказала мне все это позднее), трое англичан были убиты при волнениях в Каире, и мать решила уехать. Перрен вернулся во Францию. Мы с матерью поехали в Бомбей, а позднее в Бали, Японию и на Гавайи. Мой дядя, который был опекуном моего состояния, продолжал настаивать, чтобы у меня было американское воспитание, и наконец в 1924 году – мне было девять лет тогда – мы покинули Гавайи и приехали в Нью-Йорк. Именно с того времени, фактически, я и знаю дядю Бойда, так как, конечно, я не помнила его после Испании, поскольку мне было только два года.
– У него было свое предприятие в Нью-Йорке, когда вы приехали сюда?
– Нет. Он сказал мне, что начал делать эскизы для Уилмердинга еще в Лондоне, и очень успешно, стал его компаньоном, а потом решил, что Нью-Йорк лучше, приехал сюда в 1925 году и открыл свое дело. Конечно, в первую очередь он отыскал мать, и она немного помогла ему, познакомив с нужными людьми, которых она знала. Но он и так пошел в гору, потому что был очень способным. Он был даже талантлив. Париж и Лондон стали подражать ему. Вы бы никогда не подумали, просто находясь в его обществе, разговаривая с ним… вы бы не подумали…
Она запнулась и остановилась. Вулф начал бормотать что-то, чтобы успокоить ее, но появление Фрица избавило его от этого труда. Фриц вошел, чтобы объявить об обеде. Вулф отодвинул кресло.
– С вашим пальто ничего не случится здесь, мисс Фрост. Ваша шляпа? Но позвольте мне настоятельно просить вас об одолжении: есть в шляпе, за исключением железнодорожной станции – это варварство. Благодарю вас. Ресторан?.. Я ничего не знаю о ресторанах, нет необходимости. Я не стал бы есть в ресторанах, будь там сам Ватель шеф-поваром.
Потом, когда мы уселись за стол, и Фриц вошел, чтобы обнести гостей вкусным блюдом, Вулф представил Фрица согласно своему обычаю для гостей, которые не пробовали раньше этого блюда.
– Мисс Фрост, мистер Фрост, это мистер Бреннер.
Также согласно обычаю, во время еды не било разговоров о делах. Луэлин поерзал слегка, но он ел, и оказалось, что наша новая клиентка была дьявольски голодна. Может быть, она не завтракала. Во всяком случае, она дала волю своим чувствам, когда ела телятину, что заставило Вулфа смотреть на нее с нескрываемым одобрением. Он старался поддерживать разговор, главным образом о Египте, мозаичном крыльце, о повадках верблюдов, о том, что колонизаторский гений Англии обусловлен ее плохим климатом, из-за которого англичане, обладающие хоть каким-то разумом и волей, неизменно решали ехать работать куда-нибудь в другое место. Было два тридцать, когда было покончено с салатом, поэтому мы вернулись в кабинет, и Фриц подал вам туда кофе. Элен Фрост позвонила матери. Очевидно, был значительный родительский протест на другом конце провода, ибо голос Элен сначала звучал убеждающе, затем раздраженно, и наконец довольно дерзко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74