..
Зачем?
Для жизни! Для того чтобы любить кого-то и заботиться о ком-то, чтобы ссориться по пустякам, нежить и холить - и ты мог бы не обращать внимания на холодное презрение Эрмы, ты мог бы усмехаться бешеным и властным выговорам Дика, Джейн могла бы растить своих отпрысков и учредить колонию свободной любви, а тебе было бы на все наплевать...
Э, подумалось тебе, слишком уж ты преувеличиваешь значение всего этого. У каждого есть свои фантазии и любимые мечты; здоровый и разумный подход заключается в том, чтобы воспользоваться ими, когда они приходят, а затем спокойно отпустить их восвояси. А что касается Миллисент, этой миссис Грин, она была застрахована от какого бы то ни было значения. Она не имела никакого отношения к призраку. Ты вспоминал, как она выглядела, стоя рядом с тобой в театре: ее тонкую, слегка увядшую фигуру в простом темном платье, ее тусклые тонкие волосы, небрежно прибранные, так что из прически неряшливо выбивались отдельные пряди, ее спокойные серо-голубые глаза, бледное, неприметное лицо. Можно сказать, что, какая бы страсть ни имелась в ее крови, она давно исчезла. Она моложе тебя на десять лет, значит, ей тридцать. У нее есть муж, возможно, и дети. Она и вправду взволновала тебя, но это было просто волнение воспоминания; ты проявил себя глупо, не подавив желания заговорить с ней. Теперь она может надоедать тебе, писать письма, звонить по телефону.
Наконец ты заснул.
На следующий день ты встал поздно, не собираясь идти на работу, потому что дни отъезда Эрмы обычно бывали наполнены суматохой, какими-то делами, которые приходилось делать в последние минуты. На этот раз ее несло к Эдирондексам, чтобы провести лето в отделке двадцатикомнатного дома, который она купила в поместье Хэттона. Джон с женой и две горничные отправились туда на предыдущей неделе; четверо или пятеро слуг отбыли утренним поездом; Эрма собиралась отправиться в путь сразу после ленча в новом "линкольне" с Дорстом за рулем. Наконец около пяти они уехали, оставив тебе кучу инструкций насчет шляп, ковров, галет для собак и теннисных ракеток.
Ты должен был последовать за ними через неделю, но ты не связал себя конкретной датой. Предполагалось, что ты куда-нибудь поедешь отдохнуть; не было смысла болтаться в Нью-Йорке в июле и августе. А тем временем ты снял комнату в клубе.
На следующее утро, появившись в офисе, ты ожидал обнаружить на столе розовый листок с запиской: "Звонила миссис Грин, ничего не передала". Его там не оказалось, и в ближайшие два дня тоже. Ты с усмешкой вспомнил свою историю с миссис Дэвис в Кливленде.
Что ж, по крайней мере, миссис Грин не приведет тебе сына приблизительно твоего возраста, чтобы ты послал его в Европу развлекаться там за твой счет.
Однажды утром, через неделю после отъезда Эрмы, ты отправился из клуба сразу на Парк-авеню и там из ящика стола достал листок бумаги, вырванный из театральной программки, где ты записал ее адрес и номер телефона. Сразу же набрал ее номер, после долгих гудков в трубке раздался сонный и невнятный голос.
- Извините, если я разбудил вас, - сказал ты.
- Да, - ответила она, - обычно я встаю не раньше полудня.
Не пообедает ли она с тобой? Да. Сегодня вечером?
Да. Можешь ты зайти к ней в семь? Да. Ты повесил трубку, гадая, не слишком ли она сонная, чтобы понимать то, о чем она говорит. Привычка спать до полудня не очень свойственна матери семейства.
Хотя в твоем распоряжении были две-три машины, да еще "фостер", оставленный Эрмой, ты почел за благо воспользоваться такси. Ты решил не одеваться и был рад этому, когда вошел в скромную маленькую гостиную на Двадцать второй улице и нашел ее в том же неописуемом платье, в котором она была в театре. Она была уже в шляпе.
- Я пожалела, что не попросила вас прийти в половине шестого, сказала она. - Я завтракаю в двенадцать и к шести уже страшно проголодалась.
Было очень жарко, по сути, это был первый по-летнему жаркий вечер, и ты повел ее в "Касл" на Тридцать шестой улице, где вы могли сидеть у открытого окна.
Твои попытки завязать разговор в продолжении вечера были тщетны и под конец смешны. Казалось, она была совершенно лишена мнения даже относительно выбора еды, к которой проявила полное безразличие. Ты нестерпимо скучал, а в конце обеда даже впал в отчаяние; просто невозможно, думал ты, чтобы человек, восставший из могилы, был до такой степени бесцветным и плоским. Бесспорно, такой же она была и в детстве - изменения произошли в тебе самом. Ты смотрел на ее бледное, непроницаемое лицо и пытался вспомнить страстные, беспокойные часы, которые проводил в ожидании ее.
После обеда ты предложил пойти на шоу или покататься в автомобиле в парке и у реки. На этот счет у нее имелось собственное мнение: она предпочла прогулку в автомобиле. Ты нашел открытое такси, и вы ездили взад-вперед битых два часа, пока у тебя не закружилась голова и ты не начал чувствовать себя так, как будто развлекал глухонемую старушку из Среднего Запада. Доставив ее наконец на Двадцать вторую улицу и распрощавшись с ней у дверей, ты с облегчением вздохнул: вечер закончился.
Ты позвонил ей опять через три дня, бог знает зачем.
Странно, что ты сделал это, не испытывая ни намека на прежнее естественно и почти весело, отдавая себе отчет, что этот забавный сфинкс может тебе надоесть так же, как тупицы в твоем клубе или как ты сам.
За эти первые с ней встречи тебе удалось немного продвинуться и постепенно, шаг за шагом, вытянуть из нее некоторые подробности ее жизни за прошедшие двадцать лет с того момента, как мать затолкала ее в поезд, отправлявшийся на Запад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86