Только небеса знают, о чем он думал и почему сидел там. Он ни разу не проявил ни малейшего признака того, что его интересуют произведения, которые читает миссис Бриллон; Гарри мог захохотать над каким-нибудь удачным юмористическим пассажем, голос Доры мог задрожать, а глаза наполниться слезами на какой-нибудь трагической или патетической сцене, но Санетомо оставался безмолвен и недвижим.
Окончательно усвоив то, что муж крайне привязан к маленькому японцу и что расставание могло бы причинить ему сильную боль, Дора больше не заводила разговоров на эту тему. Но ее чувство неприязни все росло, вопреки упорным стараниям игнорировать его.
Иногда Доре казалось, что она чувствует взгляд желтолицего человечка, устремленный ей в затылок, а когда внезапно стремительно оборачивалась, ясно видела, что он смотрит прямо перед собой или в пол, и начинала испытывать раздражение уже из-за своего ребячества.
"На самом деле я совершенно его не боюсь, - уговаривала она себя, тогда почему, во имя здравого смысла, я все время о нем думаю? Это же абсурд, совершенная глупость; он ведь совсем безобиден, бедняга".
Потом она начала сталкиваться с ним в разных уголках дома - в коридорах, в комнате слуг, в холле, и, несмотря на то что их взгляды ни разу не встретились, ее не покидало ощущение, что он пристально смотрит на нее.
Однажды, столкнувшись с ним в холле, Дора резко развернулась и, ослепленная внезапной вспышкой гнева, выпалила:
- Что вы здесь делаете? Ваше место наверху!
- Да, мэ-эм. Простите, мэ-эм, - отступая на шаг, пробормотал Санетомо.
- Я полагаю, вам известно, что вы не должны здесь находиться, спокойно продолжила она, пристыженная тем, что не сдержалась перед слугой.
- Да, мэ-эм.
И он мгновенно исчез из виду.
Все это были, конечно, мелкие инциденты в богатой и светской жизни миссис Бриллон; маленький желтолицый слуга был всего лишь одной из тех маленьких неприятностей, которые в самых разных формах и обликах наполняют нашу жизнь, и возможно, таковой он и оставался бы еще неопределенное время - Дора в конце концов решила терпеть его присутствие ради того, чтобы не вступать в конфликт с мужем, - если бы не одно трагическое приключение, которое объяснило поведение Санетомо и положило конец всем недоразумениям.
На исходе весны, в тот год, когда Бриллоны должны были праздновать вторую годовщину свадьбы, Гарри пришло в голову, что неплохо было бы провести все лето у подножия массива Роки-Маунтинс; на эту мысль его навело предложение одного друга пожить в бунгало на ранчо недалеко от Стимбоат-Лейк, что находится в трех сотнях миль от Денвера.
Миссис Бриллон, уже предвкушавшая начало светского сезона в Ньюпорте, попыталась было возражать, но сопротивление ее было сломлено без особого труда, и к середине июля они перебрались на запад, сопровождаемые только горничной Доры и верным Санетомо.
Они увидели ранчо, состоявшее из нескольких сотен акров непроходимого леса, с разбросанными по нему ручейками, - все украденные у горных массивов клочки земли называются в Колорадо "ранчо", - достаточно живописное и очаровательное, чтобы компенсировать некоторое чувство досады из-за утомительного путешествия.
Конечно, более важным для избалованных ньюйоркцев было то обстоятельство, что бунгало состояло из девяти или десяти просторных комнат, которые силами смотрителя, старого седого ветерана гор, который называл себя Охотник Джо, содержались в чистоте и порядке.
Поначалу возникли некоторые трудности. С собой из Денвера Бриллоны привезли кое-какие вещи: ящик с ружьями и рыболовецким снаряжением, трех ослов, повара и автомобиль. Но ружья оказались совершенно бесполезными, поскольку охотничий сезон был еще закрыт на всех животных, кроме бурундуков и маленьких птичек. Что касается ослов, то в Стимбоат-Лейк - небольшой деревушке - их было полным-полно. Машина же была красива и пропорциональна, мотор работал великолепно, но вот по горам она лазить наотрез отказалась.
А хуже всех повел себя повар. В те моменты, когда бывал трезв, то есть в первые два дня, он готовил довольно сносно, но на третье утро... Он, несомненно, решил, что мистер Бриллон привез с собой слишком много шампанского, и героически попытался исправить его ошибку в одиночку.
Когда его обнаружили, он был абсолютно пьян, то есть пьян чрезмерно даже для повара. Бриллон немедленно оплатил ему билет до Денвера.
И вот тогда-то Санетомо снова оказался на коне.
- Ты же не возражаешь против того, чтобы готовить для нас, правда, Томо? - осведомился его хозяин.
В глазах желтолицего слуги немедленно вспыхнул яркий огонек энтузиазма.
- Нет, сэр. Мне это нравится.
- Прекрасно. Слава богу! Обед в час. Пошли, Дора, посмотрим, удастся ли нам затолкать эту проклятую машину в гору.
Так потекли приятные дни. Там были вершины, которые можно было покорять, форель, которую можно было ловить, каньоны и леса, которые можно было исследовать, и, кроме того, Бриллону наконец удалось убедить автомобиль в том, что долг всякой христианской машины - пусть и с трудом, но подниматься в гору.
После этого они стали совершать каждодневные восхитительные экскурсии. Автомобиль покорно вез их по извилистой низине или по узкой дороге, проходящей по краю пропасти, до тех пор, пока склон не становился крутым до крайности, тогда они вылезали из салона и открывали корзину для пикника; и там, на прохладной траве, у маленького журчащего ручейка, вдыхая чистейший пьянящий горный воздух и слушая чудеснейшее пение птиц, они могли сидеть и угощаться вкуснейшими деликатесами, а потом до самого вечера читать, беседовать или просто в молчании наслаждаться видом зеленой долины внизу и серо-пурпурных пиков гор вдали.
1 2 3 4 5