— Друян швырнул мобильник на лаковую поверхность стола в китайском стиле, подошел к высокому, в человеческий рост, винному шкафу и потянул на себя затемненную дверцу. Мазнул взглядом по портрету монтажника работы Дейнеки на стене, по стойке с виниловыми пластинками, шкуре леопарда на полу и замер в задумчивости.
Алексей Иванович любил оперу, бордо не моложе 1987 года, соцреализм в живописи и овсяное печенье. А людей Алексей Иванович не любил. В особенности москвичей.
Не любил с детства, как любой выходец из глубокой провинции. Москвичи существовали рядом с момента рождения Алексея Ивановича.
Сначала это были фантомные, невидимые враги, которые сожрали в стране всю колбасу и все шоколадные конфеты (так, во всяком случае, представлялось со слов отца, раз в год бывавшего в столице и описывавшего Москву, как другую планету). Потом они материализовались в виде сокурсников в МАДИ, у которых была московская прописка и отдельная родительская квартира. Они вкуснее ели, лучше одевались и женились на самых красивых провинциалках.
В перестроечные годы москвичи заделались кооператорами и развалили Союз. И выходило так, что бороться с ними у Друяна не было никакой возможности. И если бы не Пашка, сосед по общежитию, заманивший Алексея в кружок молодых демократов, и если бы не вовремя подвернувшееся место в Министерстве транспорта, так бы и сгнил Алешка в этом чертовом городе. В министерстве же он пережил и бандитские, и олигархические девяностые. Звезд с неба не хватал, но и своего старался не упускать.
Время поквитаться с москвичами, звездный час Друяна начался с приходом в мэрию Москвы. Когда потекли потоки расселяемых из центровых коммуналок бабок, жертв «черных риелторов», всех этих мудаков, пытавшихся открыть кафетерии, маленькие книжные магазины и прочую мелкую торговлю. После началась «точечная застройка», реконструкции, арендные договоры.
Беседу с любым предпринимателем Друян начинал с учтивого вопроса:
— А вы сами москвич? Коренной?
И если жертва начинала заискивающе кивать в стремлении зацепиться, найти с чиновником общие корни и душевные моменты, в то самое мгновение Друян превращал ее жизнь в ад. По совести сказать, он не отбирал бизнесы, не вымогал умопомрачительные взятки, ничего такого. Он просто медленно, методично доводил человека до банкротства или нервного срыва. Или до одного и другого одновременно. Исходя из значимости актива. Мучил проверками, приостанавливал договоры аренды, насылал налоговую и пожарников. В общем, применял весь арсенал кар злого бога Шивы, скукожившегося до размеров заместителя главы департамента.
Команду он сколотил из себе подобных, когда-то обиженных, или придумавших, что их обидели, провинциалов. Людей, которые девизом города-героя Москвы, будь у них такая возможность, сделали бы слоган: «Живые позавидуют мертвым».
Подписывая документы на снос дома, строительство торгового центра на месте футбольного поля или реконструкцию «до уровня фундамента» исторического памятника, Друян не просто пополнял свой банковский счет. Он чувствовал священный трепет предводителя армии, взявшей приступом вражеский город. Вождем, сносящим до основания все то мерзкое, старое, раздражавшее, вызывавшее когда-то чувства зависти и унижения. Город, который так и не стал для него своим. Москву, которая была бы хорошим городом, убери из нее Создатель москвичей.
В результате за десять лет работы Алексей Иванович Друян приобрел совершенно определенную репутацию, и наводившие о нем справки с целью договориться бизнесмены чаще всего слышали от собеседника слово «пиздец», произнесенное свистящим шепотом.
Алексей Иванович открыл холодильник, погладил бутылки. Достал одну, потом убрал на место. Достал другую, снова убрал. Подошел к окну, открыл фрамугу и вдохнул огни Садового кольца. Сверху пролетел окурок. Друян высунул голову, сначала посмотрел вниз, на мелкий сноп искр, потом наверх, пытаясь разглядеть, кто посмел швырнуть окурок так, чтобы он пролетел мимо друяновского окна, но никого не обнаружил.
— Поубивал бы вас всех! — Друян захлопнул окно, вернулся за стол и достал тонометр измерить давление. Дождавшись результата, удовлетворенно кивнул, убрал тонометр в стол, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
«Борьба с коррупцией, о которой говорил Президент Медведев, требует концентрации сил всего общества. Всей страны. Спросите себя, как легко вы даете взятку врачу, учителю в школе, гаишнику наконец? Взятка стала обычным, рядовым событием. И на этой… на этом, — сбился Друян, — или, все-таки, на этой?..»
Проклятый второй абзац ни черта не шел. Вроде там суфлер поставить обещали. Он сверился с текстом выступления: «И на этой грядке коллективной безответственности вырастают коррупционеры! Те, кто тормозит модернизацию в стране, мешает развитию медицины, усилению безопасности, росту уровня жизни наших граждан. Инициатива московской мэрии — на личном примере каждого нашего сотрудника доказать, что…» Грядка коллективной безответственности. Друян пару раз проговорил эту уродливую формулу вслух. Какая грядка? Почему грядка? А коррупционеры, они, типа, овощи? Сами-то понимают, чего пишут? Дипломов наполучали, а по-человечески писать так и не научились! Мудачье!
Он встал и вернулся к окну. Мерцающие огни Москвы действовали успокаивающе. Завтра обещало быть сложным. Сначала совещание, потом работа с документами и подготовка речи. Главных дел было два: выступление на телеканале «Столица» по поводу антикоррупционных инициатив мэрии, в двенадцать дня. И еще одна встреча, ближе к двум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11